[AVA]https://i.imgur.com/rr8ETYo.gif[/AVA]
        одета: черные джинсы, черная футболка, кофта хаки, с капюшоном на змейке, черная утепленная жилетка, черные высокие берцы. волосы собраны в хвост. с собой: телефон, ключи от машины, складной ножик. *клариса

Клариса молода, легкомысленна. Глупая, какими бывают все девушки в ее возрасте, наивно ищущие любви там, где могут зародиться одни только страсть и обман. Но она, кажется, слишком хочет быть любимой и играть в эти человеческие игры, напрочь забывая не только о существовании мира вокруг, но и об осторожности. Клариса не выходит на связь уже давно, и проигнорировать это я просто не могу.

За окном машины гладь темного водоема смыкается, как черная пасть; его волны колыбельными кругами завораживают и притягивают взгляд, так, что приходится даже сделать усилие, дабы снова сосредоточиться на дороге, и это странно. Увлекающе, как любая загадка, которую силится разгадать разум; словно там, под толщей воды как под пластом тяжелым, нечто пробуждало дыхание старых кельтских преданий. С поверхности озера наползал тяжелым маревом туман, полупрозрачный, но слишком бездонный; плыл невесомо следом за взглядом, заставляя затаить дыхание, чтобы только не сделать вдох и не почувствовать пряный густой запах, сладковатый, как равноденствие. Стоило бы прислушаться к тому, как со дна выныривает необъяснимая тревога, но мир пропитан от нитки до нитки историями, все они правдивы потому что кто-то верит. А может быть это чей-то кошмар или байка, благословляющая все дороги, покрытые червленым золотом, в припрятанную там, на дне, безызвестность. Но дорога сворачивает вправо, ближе к миру, к светлым росчеркам окон и фонарей, где полноводье мартовской темноты идет на попятную, открывая взгляду привычную, с виду, жизнь. И здесь на окраине припрятанный в глубоком лесном кармане, выбивая себе пятак на поляне под густой опушкой, стоит дом под номером четырнадцать, и адрес его ровным почерком на искомканной бумажке смотрит неприветливо, оттягивает прочь. Не от желания Клару найти, нет, но от возможности найти то, к чему я не готова.

Мотивы Кларисы расходятся на привычное человеческое, понятное, и на сумасшествие, что переливается из крайности в крайность. Она ведь однажды едва не продала душу за любовь того, чей кровью я потом омыла свои руки, а теперь… Сейчас Клара студентка выпускного курса университета Торонто, получает отличное образование - я вкладываю в нее так много не потому что она племянница Ричарда, а потому что… этого мне никак не разобрать. Может быть я просто хочу сделать что-то хорошее, но подобного сделано мной куда больше, чем зла; или это дань Хендерсону, что посвятил мне свою жизнь, ведь дерзкая рыжая Клара единенное, что было ему по настоящему дорого. Я ей не мать и характер когда-то подростка не гнушался мне это высказывать, ежом фыркать на все поучения, пусть даже все было во благо. Клариса не знает кто я на самом деле, не понимает, как я хочу чтобы ее молодая жизнь текла мелодией, мчалась по спирали прямо в чертоги прекрасных небес; чтобы она не вздрагивала от холода зимы или от темноты, как я когда-то. Я подавала ей руку каждый раз в этой реальности только чтобы ее жизнь вспыхивала яркими огнями и подмигивала ей. Помогала, как могла, у меня для Клары были только деньги, и она никогда не знала нищеты. Кажется, это и стало той золотой удавкой, затянувшейся на ее шее.

Мне понятна ее причина такой тяги к мужчинам, девчонку ведь тянет к богатству к которому она приучена, к успеху, к любви, и это желание ее поглощает слишком сильно. Настолько, что она дает самое ценное, что может отдать. Себя. И будто бы - вздор, но нет, и я не могу судить ее за то, что она ищет любви, в которой может согреться; не могу обвинять ее, когда она продает себя как вещь, ведь сама делала так же когда-то, отдавая себя правителям, царям и господам. Ведь я была достаточно трезва мыслями признавать в этом выгоду. Клариса юна, ее тянет к силе, к богатым и к тем, кто постарше, но ее человеческая жизнь слишком хрупка и коротка, чтобы она могла позволить себе такую роскошь, как тратить свою красоту на других. На пороге дома очередной ее любви я сейчас и стою, в надежде просто позвонить в звонок и увидеть спустя минуты в дверном проеме ее заспанное лицо, размазанную по лицу губную помаду, может быть рубашку мужскую, небрежно накинутую на торчащие, худые, голые плечи, и услышать до боли простое обьяснение - счастливые часов не наблюдают.

Но ни открытый двор, ни сам дом так и не проронили ни слова, и последняя надежда начинала постепенно истончаться. Люди бы простили мне непрошенный визит, взломанную дверь и без спросу проведенный осмотр. А дому все равно, кто его хозяин, он будто бы замер в том самом виде, каком его и оставили. Здесь везде была жизнь, не слишком шикарная, но бурная, и очень похоже, что этот небольшой дом был сродни курортному. Или тайником: прятал тяжелые мысли хозяев от мира, или новую любовь от чужих взглядов. Вещей Кларисы здесь почти нет, только лишь разбросанные по спинкам стульев шелковые блузы, оставленная косметика у кровати и недоеденная миска салата на кухне - как обычно, покрытая уже слоем плесени. Вокруг все мужское и даже привычное - пресс-папье в торце рабочего стола, небольшой бронзовый глобус на подставке, оставленная недопитая бутылка пива и раскинувший крылья орел на полке, словно почетный приз небывалого достижения. А еще фото около автоответчика, там Клара, как обычно прекрасна, и мужчина с сединой в бороде, с изломанным крестом морщин на лбу, но счастливый и, кажется, даже так же влюбленный.

Абонент находится вне зоны действия сети - телефон Кларисы отвечает все тем же, но там, на автоответчике на чужом столе, несколько сообщений спустя звучит ее голос, льется ручейком, словно через горы, и стачивает страх, как вода - камни, своим звоном.

“ты помнишь, что мы сегодня устраиваем пикник у озера? я все подготовила, жду тебя на выезде в два часа, не забудь взять вино. отказы не принимаются, отпразднуем немного твое выступление на конференции. люблю.”
[indent] //

Серость дня перекрасила лес в сурового коменданта, что хранил целостность места, обнося озеро и оттесняя со всех сторон. Здесь, чем дальше от дороги и ближе к воде, по щекам все больше хлестала холодная, закрученная витками среди деревьев, воздушная больная нагайка; будто бы прогоняла, и мне пришлось пробираться туда. Но стоило только увидеть в очередной раз поверхность воды, как непогодой дрянно разить тут же перестало, и снова вода подобно ритмичному маятнику раскачивалась от каждого прикосновения. Местность здесь отличалась от дороги до озера, не было мусора, не было причудливой мозаики зеленой, переживший бедами зиму; в этом месте желтая и черная трава не росла из земли неостриженной щетиной, а обвивала, словно объятиями, небольшую полянку и сижу, что вдоль озера сворачивала в самое, кажется, прекрасное место. Дорога раздваивается у самой кромки воды, ведет мостком вперед к воде, и сворачивает влево, уводит по вытоптанной людьми траве к каменистому берегу и крышке из ила, вглубь лесного массива.

- Клариса?! - не знаю почему, но голос осипший опередил мысли, распугал притаившихся в зарослях живых существ, разнесся эхом по окрестности, и будто бы даже воду колыхнул - та снова разошлась кругами, - Клара! - но не было ничего, только лишь размытые водой следы, и кажется даже что небольшого размера, вполне сойдут на женскую ногу. И вот она - полянка у озера, ее с сижи видно, там могла Клара ждать своего возлюбленного. А пришел ли он? А что было потом? И мне ли не знать, что люди еще худшее зло, чем монстры. И вот ноги мои уже прирастают к деревянному помосту, еще немного и слезы каплями начнут закрашивать высохшие пятна на темном дереве. Что если она здесь, и нежива присыпана лесом уже давно только потому, что доверилась не тому? И еще раз повторяю негромко, - Клэри! - охрипшим голосом, что уже не узнать, отчетливо на просьбу-мольбу практически налегаю, и только потом пятном ярким, словно приманкой на крючок кем-то подвешенной, проплывает по берегу, обтирая края о камни, рюкзачок. Фиолетовый, не яркий, но в этом месте будто точка света проклюнувшаяся, - это ее рюкзак. И это осознание, всплывшее картинкой из памяти, холодит легкие, не дает осознать момент, когда ноги уже несут меня, отрываясь пружинкой от места - в воду, по камням, по илу, что подошвам не давал стоять ровно на дне; по пояс в воде, но с рюкзаком в руке. А холодная вода колючками проникает под одежду, пока во мне сейчас жива только кисть, что вертит находку, рассматривает, и, кажется, что еще больше похолодело, а вокруг распускается цветком нечто. Всматривается в тебя, желает выстудить насквозь, - только не это, пожалуйста, нет, - и взгляд, ошпаренный раскаленными углями мыслей, мечется вокруг, выискивая в округе, в воде, хотя бы что-то, хоть небольшое рыжее пятно, - Клара!

“есть сказ, что здесь озеро в глухом лесу осколками холодного окутано, от глаз чужих сокрыто и черно как ночь, гладь - зеркало, тяжелая как ртуть, и среди него затерянных счастливыми не назовешь, не увидят больше солнца под свинцовыми холодными туманами, не оживут.”