Сколько уже прошло с тех пор, как Ильза обратилась в вампира? Несколько дней? Недель? Но до сих пор ей так трудно привыкнуть к тому, что с ней происходит. Эта жажда крови делает из неё монстра, а воспоминания о прошлой жизни заставляют себя ненавидеть. Даже, если Ильза уходила куда-то на пару дней, она возвращалась к тому, кто сделал её ходящей в ночи. Да, зов был настолько мощный, что сопротивляться ему было попросту бесполезно. Эрик пытался обучать девушку, невзирая на её капризы и упреки. Человеческого в ней ещё уж слишком много осталось, чтобы полностью подавить в себе борьбу против того, что делает Нортман. Осознание того, что это - единственный способ, чтобы выжить, конечно, давно пришёл к девушке. Ещё тогда, когда близкий человек готов был её убить, а не попытаться помочь, но так хотелось верить и дальше в то, что возможно есть способ что-то изменить, жить не по правилам вампирского мира, быть и дальше охотником. Но теперь в рацион охоты вошли ещё и люди - те, кого Ильза всегда обещала защищать и оберегать от бед. А теперь же она сама стала для них ходячим бедствием. Стоит только затянуть с приемом пищи, как каждый стук сердца человека, пульсация его вен, заставляют испытывать моментальное возбуждение и желание вонзить клыки в мягкую и тёплую плоть своей жертвы. От таких мыслей хотелось большего, но и тошнило, выворачивало на изнанку. Весь внутренний мир девушки просто рвал и метал из одной стороны в другую. Хотелось молиться хоть кому, чтобы нашёлся тот, кто снесёт к чертям её голову с плеч, чтобы перестать быть тем, кем она не хотела становиться никогда в своей жизни...
А что же Нортман? Конечно же, при любой возможности, он становился на защиту девушки, чтобы только её не убили. И не из-за того, что он стал ей отцом или братом,который так трепетно относится к своей подопечной. Нет, он потом, конечно же, устраивал ей разбор полетов, со всей своей жестокостью. До избиения не доходило, ведь Эрик не настолько уж садист. Нет, он делал это по-своему, красиво, пытаясь раздавить Ильзу морально, с легким применением физической боли. И сама Ван Хельсинг знала, какие цели преследует сам Нортман. Он ведь всегда хотел, чтобы она мучилась всю жизнь, наблюдать за её страданиями, пытаться морально уничтожить в ней всю человечность, показывать свою жестокость только ради запугивания, ведь он был куда сильнее девушки. И всегда эта ухмылка на его лице... Он всегда лидировал, побеждал. И охотница понимала это, пыталась бороться, но было трудно скрыть свои истинные чувства, когда ты чуть ли не до истерии и сумасшествия доходишь, сидя в своей комнате, осознавая всю трагичность бытия и то, что ничего уже не изменить. Она навсегда останется такой...
Ещё тогда, когда они оба были по разные стороны баррикад, Эрик так вел себя всегда. Она помнит это, и даже тогда её выводило это из себя. Но сейчас вампиру ничего не стоит подавить волю девушки, ведь она находится по его крылом. И принимая всё это так долго, терпя и истязая себя, рыдая и сбегая от него, но все же возвращаясь, Ильза пришла к выводу, что пока жив сам Эрик она не сможет полноценно сбросить его оковы и быть свободной. А лучше мертвой, но свободной. Если уж она не может заставить охотников себя убить, только потому, что Эрик всегда рядом или появляется в этот момент или же ей самой что-то мешает, то лучше сначала убрать преграду на своем пути, а уж потом что-то думать и размышлять. И план назрел сам собой.
После очередной трапезы, которую устроил Нортман, Ильза снова высказывала вампиру всё то, то она думает. Эрику наверняка уже осточертело слушать её нытьё каждый день, но то был единственный способ достать и вывести мужчину из себя. Не из-за того, что девушка так и молила о жестокости в свой адрес, она таким способом пыталась заставить понять вампира о том, что она чувствует и как мучается, стоит ему только начать давить на неё и заставлять через силу что-то делать. Может и не самый это удачный способ, но всё же. Ночь постепенно подходила к своему логическому завершению, оповещая детей ночи о том, что им пора уйти на покой, до следующей ночи, чтобы набраться сил и заново вершить свои злодеяния. Так что Ван Хельсинг ушла к себе первая, чтобы не видеть больше, как Эрик допивает последнюю каплю крови из своей жертвы. Да ещё и молоденькой девушки. На мгновение бывшая охотница вспомнила тот день, когда сама была на месте такой же несчастной, и с каким желанием и нескрываемой радостью древний вампир вонзил в неё свои клыки, прижимая слабое тело девушки к себе, чтобы даже последнюю попытку вырваться из его объятий он смог пресечь. Но, увы для Ильзы, её не испили до конца, чтобы жизнь покинула её тело. Вспоминая всё это, кинув взгляд в сторону Эрика и той девицы, она почувствовала, как по телу пробежала дрожь, что девушка невольно обняла себя, будто ей стало жутко холодно, а после поторопилась в свою комнату, которую так любезно предоставил ей Нортман.
За окном почти выглянуло солнце. Радовало лишь то, что смотреть на него девушка всё же могла, да и хотя бы немного выходить на улицу днем. В фильмах вампиры бы давно растаяли на солнечном свете. Да, для них с Эрик солнечный свет тоже много добра не принесёт и способен навредить, но, по крайней мере, в этом она не была такой несчастной, как вампиры из кинофильмов, желающие снова попасть на свет, но до ужаса боящиеся его жара. Она готова была сейчас пойти в комнату к отдыхающему Нортману, чтобы проучить его и забрать его жизнь. Именно так она хотела скинуть с себя го оковы. Он мешал и путался всегда под ногами. Чтобы обезвредить его, девушка отыскала кровь мертвеца и вдоволь смазала клинок кинжала в этой запекшейся жидкости. Точное попадание в сердце не убило бы вампира, но парализовало бы изрядно. А в это время Ван Хельсинг могла бы прервать жизнь древнего. Достаточно тихо зайдя в его комнату, девушка убедилась сначала в том, что он действительно уснул. Уж она-то могла чувствовать это. Потому, устроившись поудобнее на краю его кровати, она, быстро глянув на умиротворённое лицо Эрика, подняла над собой руки с тем самым кинжалом, целясь прямо в то место, где находилось его мертвое сердце. Но то, чего так боялась Изи, произошло как раз в этот момент. Не осознание того, что она сейчас убьёт своего создателя, не его влияние на неё, а просто какое-то странное колкое чувство почему-то тормозило её. Она все же думала, что это связь между ними не даёт ей свершить такое здесь и сейчас. Но нет, что-то другое. Какая-то странная привязанность образовалась за это время, зависимость. Руки начали предательски дрожать. Девушка закусила свою губу с силой до крови, чтобы только прогнать эту неуверенность в себе...но с каждой секундой она так и сдавала свои позиции.
