Кровь. Оглушительно стучит в висках.
Боль. Тягучая, страшная. Невыносимая.
Больно. Так больно, что меня рвет желчью и кровью.
И снова по кругу. Кровь и боль. Без начала и конца. Без остановки.
Временами я вижу свои внутренности. Скользкие, сизые, в ошметках разорванных пленок и сгустках крови. Меня снова рвет. И этому не будет конца. Никогда.
«Никода» – это невыносимо страшное слово. Почти такое же невыносимое, как боль. Оно острое, пронзительное. Оно жжет меня осознанием. Своей безжалостностью. Я никогда не выберусь отсюда. Некуда выбираться. Это конец пути. Это – Ад.
Хуже всего то, что я не могу умереть. Мне кажется, что я здесь много тысячелетий. Тысячи тысячелетий, наполненные ужасом и всепоглощающей болью. Ослепляющей, оглушающей, выворачивающей наизнанку. Я молюсь и проклинаю Господа ежесекундно. Разве хоть один человек заслужил такие муки? Разве Он не видит, что эта боль настолько тяжела, что моя душа горит и превращается в пепел под ее гнетом. Я готов на все, что угодно, лишь бы кто-то смог облегчить ее хоть на миг. Я точно знаю – этот миг стал бы счастливейшим в моей жизни.
Я забываю себя здесь. Я превращаюсь в кусок воющего извивающегося мяса, который всем существом своим стремится лишь умерить накал своей невыносимой пытки.
Кто-нибудь… кто-нибудь, Господи… пожалуйста… Прости мою душу. Прости меня!!

Адские тропы извилисты и горячи. Бездонные ущелья, полные смрадного жирного дыма. Бесплодные черные утесы, острые, словно тысячи бритв. Густой и удушливый запах серы. Въедается так плотно, что там, в мире людишек, не сразу от него избавишься. И некоторые особенно приметливые смертные кривят свои смазливые морды и принюхиваются с таким явным отвращением, словно действительно могут чувствовать этот адский запах до того, как сдохнут и попадут в это дьявольское пекло.
Мелкий демон фыркнул и помчался дальше. Нужно было спешить. Нужно было успеть первым. Чтобы никто из прочих не опередил его. Аластар должен узнать эту умопомрачительную новость как можно скорее.
И снова расстилаются привычно ненавистные пейзажи, выжигающие глаза и помрачающие сознание. К ним невозможно привыкнуть. С ними нельзя смириться. Это долбаный Ад, который никогда не изменится. И как же он презирал людишек, живущих на своей цветущей теплой земле. Чистеньких, ароматных и отвратительных в своем высокомерии. Они так гордятся своей силой воли и своим чистоплюйством, так легко говорят «клянусь» и «никогда»… И как приятно оказывается смотреть на их обезображенные ужасом и болью лица, когда они попадают сюда. Смотреть, насколько невыносим для них его родной дом.
Не нравится, лапушки? Конечно, не нравится. А мы тут живем. Каково нам? Вот теперь и вы поживите с нами. И мы посмотрим, в какой глубокой отхожей яме окажутся ваши идеалы, ваша гордость и ваши чистенькие убеждения.
Такие мысли были привычными для демона. Они мелькали фоном, привычные и неотделимые от созерцания этого чудовищного и омерзительного места. Демон тосковал по миру людей. Он мечтал о глотке воздуха, о любом другом цвете, кроме огненно-кровавого и сизо-черного. Он хотел сесть на лавочку в парке и хоть на минуту притвориться для всех, даже для самого себя – обычным смертным человеком. Огромные соблазн. Невыносимый. Но удивляться было нечему – в этом месте все было невыносимым. Так уж повелось.
Вот и оно… то самое. Ступени, дверь, коридоры, полные мучительных воспоминаний и дрожи во всем теле. Кровавое месиво, запах серы, гари и всей мерзостной дряни, которая только существует на свете. Крючья в теле. Куски плоти, вырванные из тела. Волны боли, накатывающие как прибой. И улыбка господина Аластара. Такая же, как тысячу лет назад. Такая же, как всегда. И узнаваемая безуминка в глазах. Демон знал своего господина много лет. И те несравнимые ни с чем муки, которые он вынес от Аластара в начале их знакомства, демон не забудет никогда. До последнего своего вздоха.
Он сидел за столом, прикрыв глаза, и на лице его, до дрожи знакомая, играла улыбка покоя и наслаждения. Словно он не был самым грязным и самым отвратительно умелым палачом Преисподней. Руки с длинными безжалостными пальцами все еще были окровавлены.
Демон судорожно сглотнул и сделал шаг вперед, опускаясь на колени, склоняясь в поклоне и касаясь ладонями пола.
- Мой господин… Прошу простить меня за то, что нарушаю ваш покой. – Голос предательски дрогнул. Аластар смотрел на него. Он чувствовал это затылком, склоненной спиной и всем телом, которое помнило еще прикосновение рук Господина; и боль, которую Он дарил; и свою кровь, которую Он пил. Давным-давно. Словно бы и не в этом времени.
- Я принес новость, которая не оставит вас равнодушным.
Демон замер, в ожидании разрешения продолжать. Дыхание срывалось, ладони стали влажными, а сердце колотилось и колотилось, словно безумное. Аластар все смотрел на него. И это само по себе было пыткой.

Демона звали Лютер. Но имена низших здесь, в этом чудовищном месте, имели настолько ничтожное значение, что сам он уже забыл, когда думал о себе, как о личности, имеющей имя. Да это было и не важно сейчас. Потому что прямо перед ним стоял тот, кто единственный олицетворял для Лютера весь смысл существования и все самые сильные ощущения, которые ему приходилось испытывать. Это был Господин Аластар. Именно он показал Лютеру все глубины отчаяния и обреченности. Именно Аластар довел его до самого дна. Швырнул в пучину безумия, разорвал на сотни не осознающих себя кусков, унизил, растоптал и уничтожил все, что только возможно было в душе своей жертвы. Он говорил такие слова, от которых у Лютера даже сейчас вставали дыбом волосы. Даже сейчас, после того, как прошли все эти бесконечно долгие вереницы лет в преисподней. Господин насиловал его душу так долго и жестоко, что Лютеру уже казалось, что те моменты, когда его поливали серной кислотой, вместе с невыносимой болью страшных ожогов приносили ему прохладу от ожогов просмоленного факела. А когда Аластар дробил его кости, эта боль, обрушиваясь на руки и ноги Лютера, затмевала собой всю прочую боль. И Лютер понял, что он начинает ждать тех моментов, когда Аластар снова возьмет молот, нож или раскаленные щипцы. Он мысленно умолял Господина обратить свое внимание именно туда. А не на прочие инструменты, которые уже не доставляли столько страданий, а значит, эта боль не могла поглотить всю прочую реальность окружающего.
И теперь, когда Аластар в гневе шагнул вперед, навис над демоном, поддевая его подбородок плоской стороной ножа, Лютер едва не лишился чувств. Перед глазами лопались ослепительно белые круги. Во рту родился горьковато-соленый привкус крови. Тело едва не колотилось в конвульсиях… А прохлада ножа… того самого ножа… манила Лютера мучительно-острым и пронзительно сладким удовольствием, которое он много лет назад научился находить, словно озарение, на кончике лезвия в руках своего Господина. Больше всего в жизни он желал ощутить, как эта дьявольски острая кромка с тихим шипением взрезает его кожу. И кровь сначала робко, а потом все смелее, горячее и шире заливает его горло, стекает на грудь и капает на пол.
Но Аластар всегда был изуверским палачом. Поэтому он просто забыл о Лютере, занявшись новой жертвой. Заставляя его смотреть на эти адские муки свежей, неискушенной пытками души. А Лютер глотал ее крик, ее боль, страдая и корчась внутри от невозможности снова испытать этот кошмар. Все это длилось и длилось. Бесконечная медленная мучительная пытка. Аластар превзошел самого себя. Пытая одного, он доставлял неописуемые муки сразу двоим.
Лютеру казалось, что он распадается на части он невыносимого желания. Что еще чуть-чуть и он на животе поползет вперед, умоляя Господина… о чем? Он не знал. Он не мог этого высказать и осознать.
Но к счастью, этого не потребовалось. Аластар закончил прежде, чем сила воли Лютера дала трещину, выпуская наружу воющее и извивающееся в муках Желание.
- Что-то я заработался. Ну так какая весть? – голос Господина, обращенный к жалкому безымянному червю, казался подобным громовому раскату. Если бы Лютер мог обмочиться от ужаса, он бы это сделал. Но эти приятные мелочи были уже недостижимы для демона. Поэтому он собрал в кулак всю оставшуюся волю и, не поднимая взгляда от окровавленного пола, сказал:
- Я принес вам весть о том, что… Владыка Люцифер снова вернулся на Землю. Утренняя звезда… снова взошла над небосклоном.
Лютер замолчал и замер, ожидая приказов своего Господина и едва заметно дрожа.

Отредактировано Mr. SPN (24.06.12 21:48:42)

Лютер не видел лица Господина, но услышал, как дрогнул его голос. Ради этого момента стоило жить. Жить, страдать и разлагаться заживо. Чтобы поднять голову и увидеть на этом холодном отрешенном лице тень неуверенности, отсвет растерянности. И да, все демоны преисподней, - сомнение. Сомнение на лице Аластара видели единицы из живших когда-либо на земле. Лютер безумным взглядом впился в эту морщинку между бровей Господина, в незнакомо сжатые губы и отстраненное выражение лица. Лютер ликовал. Он успел первым.
Конечно же, он не ждал никакой благодарности. Но она ему была и не нужна. Он уже получил все, о чем только мог мечтать. Теперь самое время было убраться отсюда в целости, - мелкий демон и так пробыл здесь слишком долго. Аластар был не из тех хозяев, загоститься у которых было бы приятно.
Но адский палач снова отвлекся, и не дал Лютеру шанса улизнуть. И посланец вдруг понял, что руки его снова дрожат, а горло перехватывает. Потому что Аластар вновь обратился к пыткам. И на этот раз Господин был несравненно изощренным. Ему не было скучно, и жертва попалась интересная и незаурядная. Душа охотника радовала и злила Аластара одновременно. Упорство и презрение, с которыми этот ничтожный червь относился к прикосновениям Господина, заставляли Лютера рыдать от зависти. Демон стоял на коленях, а щеки его были исчерчены темными дорожками кровавых слез. Эти чувства невозможно было описать. Ими нельзя было поделиться. Это было что-то особое. Похожее на недостигнутое просветление, до которого остался один крохотный шажок – шириной в кромку дьявольски острого ножа. Мука, которой не было равных.
Лютер почти ослеп и оглох от этого безумия. Из пучины его вырвал голос Господина, который вновь обратился к жалкому червю у своих ног.
- Кто его освободил? Где была сорвана последняя печать? Желает ли он меня видеть и где он?
Лютер окаменел. Эти вопросы были настолько выше его компетенции, ранга и уровня значимости, что он не мог даже представить себе ответов. В дичайшем из безумий он не смог бы вообразить себе, чтобы Владыка Люцифер поверял ему, жалкому ничтожеству, желает ли Он видеть Господина Аластара. И куда Он сам собирается направить свои стопы. Язык мелкого демона прилип к гортани, кровь на щеках свернулась и запеклась багровыми полосами. Но Аластар не привык ждать долго, и отвечать нужно было немедленно. Поэтому Лютер снова склонился в нижайшем поклоне, касаясь разгоряченным лбом холодных плит пола, и умоляющим тоном проговорил:
- Господин Аластар, умоляю простить меня. Мне не известны намерения Владыки Люцифера и его планы. Едва я узнал о том, что Он вновь свободен, сразу поспешил к вам… Прошу вас простить мое ничтожество. Я лишь червь во прахе под вашими ногами, мой Господин…