image
Fesor
ГЛАВНЫЙ АДМИНИСТРАТОР

• Технические вопросы
• Открытие | закрытие тем игровых эпизодов
• Проставление личных званий, обновление тем внешностей и ролей
• Партнерство и пиар
• Удаление профилей
• Закон и порядок

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник
Meg
ТЕХНИЧЕСКИЙ АДМИНИСТРАТОР

• Технические вопросы
• Открытие | закрытие тем игровых эпизодов
• Проверка и прием анкет, открытие форума игрокам
• Дизайн форума и прочий контент
• Розыск пропавших игроков
• Участие ролевой в конкурсах, РПГ-топ

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник, ICQ - 200987614
tg - @kaz1967, VK
Eric
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО И РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОГО СЕГМЕНТА

• Проверка и прием анкет
• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов
• Гейм - мастеринг
• Праздничное настроение и поздравления
• Конкурсы и прочие развлечения

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник
Castiel
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО СЕГМЕНТА

• Консультирование игроков и гостей форума по матчасти
• Проверка и прием анкет
• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов
• Графическое оформление профилей по заказу

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник, VK
Morgan
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО СЕГМЕНТА

• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник

|Самая Сверхъестественная Ролевая Игра|

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » |Самая Сверхъестественная Ролевая Игра| » Countries & cities » 01.07.2009 Azrael & Naomi, Casablanca, MA


01.07.2009 Azrael & Naomi, Casablanca, MA

Сообщений 1 страница 20 из 20

1

http://se.uploads.ru/BFDof.gifhttp://sf.uploads.ru/3EM8p.gifhttp://se.uploads.ru/oPb4S.gifhttp://sf.uploads.ru/Qrtp9.gif


Участники: Azrael & Naomi
Время\место: Morocco, Casablanca. 01.07.2009/ альтернативное будущее
Статус: реальность
Пролог:
Когда на Небесах всё не так спокойно, Наоми решает обратиться за советом к Азраилу - архангелу Смерти. Зная тёплую привязанность последнего к Востоку, ангел организовывает встречу в самом сердце королевства Марокко, но догадывается ли она о том, сколь многое изменилось за полгода, прошедшие с их последней встречи?
И что случится, если ангелы, вспомнив о своём призвании, вызовутся помочь людям с таинственным артефактом? Артефактом, который, судя по преданиям, способен показывать будущее не в самых радужных тонах?
P.S отыгрыш частично основан на одноимённом эпизоде "Убежища"

[NIC]The Most SPN[/NIC] [STA]admin[/STA] [AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0004/e5/0c/2-1617553282.jpg[/AVA]

Отредактировано Azrael (15.09.14 22:49:54)

+1

2

"Who, in a dream of night, would fly
But cannot from a danger high"
— E.A.Poe, Tamerlane

Безбрежный океан величаво расстилался у его ног. Волны, играя всеми возможными цветами кашмирских сапфиров и асуанских изумрудов1, беспечно бежали к каменистому берегу, обречённые достичь его и исчезнуть в мириадах сверкающих капель. И капли эти, словно солёные слёзы ложились на холодный гранит, веками и тысячелетиями покрывая его немыми поцелуями, напоминая о вечном союзе земной тверди и могучих океанских глубин. Со временем скалы истощались, не в силах противостоять постоянному напору синеющей бездны; когда-то остроносые утёсы вставали на колени перед водою, а затем позволяли ей стряхивать прах со своих вершин, медленно погружаясь в Лету и оборачиваясь ни чем иным, как донным песком забвения.
Океан нёс в себе жизнь, ещё с тех самых пор, как выползали на сушу первые гады, искушённые солнечным светом и иллюзорной безопасностью материка, он был её заботливой матушкой, своим мерным дыханием согревающей сопящее дитя. Теплом и влагою, плодородием и изобилием кормил он тех, кто пользовался его дарами, и благодарные ему в знак признания выстраивали золотые дворцы и подпоясывали каменными кушаками2 его точёные берега. Но жизнь извечно вела к одному исходу - к смерти. И ведали об этом люди, и знание их тянулось к тем давним временам, когда глиняные стены их городов ютились общиною меж сладких и бегущих вод3, когда вера сердец их делилась на многие части, когда праведные пророки и мученики бродили средь песков пустыни в надежде образумить заблудших невежд. Предания гласили о бедах и горе, таящихся в мрачных подводных пещерах, вещали они о гневе Господнем, однажды изничтожившим род людской и грозящемся разразиться вновь, и о бесчисленном количестве иных злосчастий, сокрытых в спокойных зеркалах.
И Азраил, немигающим взглядом созерцавший лазурное полотно, лишь подтверждал нерушимую тайную мироздания, сделавшую водную стихию безликим знамением начала и конца.

Когда двадцатый век, словно по велению сим-сима4 открыл Западу двери Востока5, в каждой из стран оного появился город, искусным образом сочетающий в себе черты европейских новшеств и консервативные линии пёстрых арабеск. То на семи холмах горделиво поднимался Стамбул, то протягивала свои руки к океану портовая Касабланка - новое вплеталось в старое, и вот уже среди хрупких хижин с крышей из красной черепицы возвышались новенькие многоэтажки, предвещая начало нового столетия. Перемены прижились средь тысячелетних стен, сдувая своим горячим дыханием осевший на них прах; и архангел, даже стоя спиной к утонувшему в предрассветной дымке городу, мог почувствовать, как верблюды неохотно уступают дорогу жёлтым такси, а арабская речь причудливо перекликается с французской. Он мог бы долго любоваться океаном, вдыхать его чистейший воздух, но день сегодняшний привёл его в сердце Марокко не просто так - кто-то (или что-то) хотел увидеть его, и Смерть осознавал необходимость одарить жаждущего своим присутствием. Солнце уже почти поднялось над усталою водою, возвращая хлопково-белый цвет пенным барашкам, прежде одетым в лиловый кафтан королевских рубинов; Касабланка встречала новое утро, разбуженная звонким голосом муэдзина6 и умытая тусклым молочным туманом, теперь освобождавшим город от своих оков, готовясь вновь убаюкать его на закате долгого дня.
Азраил опёрся левою рукою о трость, а правой вытащил из кармана и поднёс к глазам необычного вида кольцо - серебряное, с массивным белым камнем. Понадобится ли оно ему сегодня? Во власти незнающих сей дар мог послужить великим проклятьем, но сказано было архангелу, что достоин он снести это бремя в силу своей мудрости и чина. Кольцо имело власть над смертью, обращая носящего его в господина жизненного пути, однако, власть всегда подразумевала под собою ответственность, и девять умов из десяти зачастую оказывались лишь жалкими фантомами венценосной алчности, погребёнными под молчаливыми останками воздушных замков. Азраил ещё какое-то время пристально рассматривал артефакт, а затем убрал его во внутренний карман пиджака. Напоминать себе о тропе тёмных искушений было совершенно ни к чему, даже несмотря на то, что, по мнению многих, смерть всегда вела к лишь к мраку и запустению.

- Благодарю вас, сэр, - ответил он приветливому и слегка изумлённому арабу, указавшему на нужную кабинку. Азраил вполне мог объяснить это удивление: даже в Касабланке не каждый день встретишь одетого в чёрный костюм джентльмена с белым гиацинтом в петлице, вполне недурно говорящего на марокканском диалекте7. Кем бы ни был его таинственный собеседник, архангел хотел выглядеть как можно более представительно, ведь, как правило, беседы в подобного рода местах ещё издревле несли политизированный или же философский характер. А первое впечатление многого стоило.
Кофейня, в которой он оказался, ничем не отличалась от других подобных заведений, разве что маленькие круглые столики, в иных местах стоящие слишком близко друг к другу, здесь отделялись своеобразными стенками, выделанными под стиль восточных кафессов8. Вокруг пахло кардамоном и корицей, а терпкость кофейных зёрен, вьюнком струясь по спинкам расшитых тканями кресел, то и дело стремилась перещеголять невесомый флёр свежезаваренной мяты. Немногочисленные посетители в ожидании своих заказов деловито почитывали утренние газеты или же задумчиво курили кальян - на Востоке, в отличие от Запада, отдавали предпочтение долгим размеренным завтракам, как можно дольше откладывая суетливый бег трудовых будней. Аккуратно пройдя через просторную залу, Азраил направился к указанному месту, уже заведомо предчувствуя присутствие в помещении себе подобного. Кому же из его братьев потребовалась его аудиенция? И почему здесь, а не в каком-то ином месте?
- Ноеминь, - архангел остановился перед одиноко сидевшей за дальним столиком женщиной и отвесил вежливый полупоклон, - Рад тебя видеть, - не дожидаясь ответного приветствия, он занял стул напротив и, какое-то время не произнося ни слова, прибавил, - Стоит попросить у этого достопочтенного эфенди чаю или кофе. Традиции нужно уважать, особенно, когда ты находишься в чужой стране, - махнув рукой, он подозвал официанта и попросил принести мятного чаю. Когда тот удалился, Азраил вновь обратился к собеседнице, - Итак, что привело тебя в Касабланку?

Сноски

1 - самые лучшие сапфиры и изумруды добываются в Кашмире и Асуане
2 - "кушак" (тур.) - пояс
3 - "сладкие и бегущие воды" - Евфрат и Тигр, т.к название первого восходит к арамейскому "сладкая река", а второго - к эламскому "бегущая река"
4 - "сим-сим" или, как зовут его европейцы, "сезам" - кунжут. С помощью этих слов Али-Баба открыл вход в пещеру разбойников
5 - можно говорить об "открытии" Западом Востока ещё со времён Крестовых походов, но реальную фишку они просекли как раз после распада колониализма. О том, как они докатились до такой жизни вы узнаете в квесте "Они написали убийство")
6 - служитель мечети, пятикратно созывающий мусульман на намаз
7 - марокканский диалект арабского языка отличается большим количеством испанских и французских заимствований
8 - кафесс - что-то типа жалюзи, но на восточный лад

+2

3

Тишина настраивала на нужные мысли. Она выбрала это место не просто так. Во-первых, она знала о привязанности Азраила к Востоку, поэтому решила, что здесь они смогут лучше поговорить. Во-вторых, в этой кофейне было тихо и спокойно. У серафима было время, чтобы еще раз обдумать всю ситуацию до прихода архангела. После их последней встречи женщина начала приглядываться к происходящему на Небесах. Хоть выяснила она, что виновным в попытке похищения кольца являлся демон, но все же смущало ее присутствие там представителей высших ангельских чинов. Что нужно было им там? Отыскать причину серафим так и не сумела. Это был первый тревожный звонок, возвещающий об опасности.  И звонок этот ныне превратился в без конца завывающую сирену, ибо дальше закрутилось, завертелось: встреча Михаила и Люцифер, открытие клетки, окончившийся совсем не так, как ожидалось, Апокалипсис. Архистратиг оказался заключенным вместе со Светнесущим, что же хуже быть могло? Жизнь ответила – много всего.
Наоми отвела взгляд от волн, набегающих на каменистый берег, и вновь вернулась к измышлениям. После того, как Михаил попал в клетку, руководство на Небесах на себя взял Рафаил. Сейчас серафим понимала, что если бы не было разговора в Шотландии, она бы не заметила многих несоответствий. Пока Азраил не пришел, женщина решила разложить все события по полочкам и попытаться уже в который раз найти выход.
Первое, что обеспокоило ее, после вступления Рафаила в права главного – прощение всем отступникам. Наоми не понимала изначальных причин этого поступка. Если все, кто провинился, вернутся на Небеса, то совершенно не значит это, что одумаются они. Скорей напротив, будут творить свое беззаконие и там. Ибо прощение грехов с одной стороны вовсе не означает раскаяние с другой, а солдат, однажды предавший свой долг, будет подумывать о побеге всю оставшуюся жизнь. Серафим постаралась донести эту мысль до Целителя, но тот либо не хотел ее слушать, либо у него были свои планы на происходящее.
Тогда Наоми решила заняться своим делом. Тут возникал второй пункт, который обеспокоил женщину. Рафаил запретил оказывать воздействие на тех отступников, которые вернутся, и приглашать их в свой кабинет. Это уже становилось подозрительным. Ведь она могла помочь вернуть этих ангелов в семью, подправив их воспоминания и сделав все, чтобы они были лояльны к нынешнему руководству. Но и тут сказали ей, что не дело серафиму вмешиваться не в свои дела. Наоми не смогла ослушаться приказа, но непонимание ситуации в целом только усилилось.
Третий пункт, который заставил ее задуматься, возник не сразу. Некоторое время, после разговора с Азраилом, Наоми следила за всем, что происходит на Небесах. Смотрела за ангелами, отслеживала действия своего отдела и внезапно заметила то, что ввело ее в сомнение. Господь наказал им следить за своим детищем – людьми. Не просто следить, но оберегать их, в некотором роде даже заботиться. Но они этого не выполняли, напротив, у них появились какие-то свои цели, к которым они начали стремиться.
Все эти три момента навели женщину на мысль, что ей нужно поговорить с кем, кто помнит прежние устои и правила. Из всех архангелов, Наоми могла назвать только одного, более или менее подходящего под описание – Азраила. Она пыталась найти его после первого разговора, но он не откликался. Этот момент, после заточения Михаила, еще больше смутил ее. Такое чувство, что кто-то устранил архангела, точно знал он или ведал что-то, имеющее роль в тех трагичных событиях. Однако, сейчас, когда она появилась в Касабланке и воззвала к Ангелу Смерти, она почувствовала ответ сразу.
- Ноеминь, рад тебя видеть. Стоит попросить у этого достопочтенного эфенди чаю или кофе. Традиции нужно уважать, особенно, когда ты находишься в чужой стране. Итак, что привело тебя в Касабланку?
Подняв голову, женщина посмотрела на Азраила. В нем что-то неуловимо изменилось, но что, пока Наоми не могла ответить. Она кивнула, согласная с тем, что не стоит привлекать к себе излишнее внимание.
- Здравствуй, Азраил, - поздоровалась она в свою очередь. – Я тоже рада видеть тебя. Привел меня сюда разговор с тобой. После встречи нашей последней, множество тревожных мыслей посещало меня. Когда ты спросил, все ли спокойно на Небесах, я спокойно дала положительный ответ. Но теперь все изменилось, и мне нужен твой совет.
Наоми замолчала, позволяя на некоторое время повиснуть тишине между ними.

+2

4

Слова Ноеминь вызвали у Азраила едва заметную улыбку, и архангел, дабы не показаться невежливым, сделал вид, что чрезвычайно заинтересован лежавшей перед ним салфеткой. Он аккуратно взял её в руки и чуть встряхнул, разворачивая идеально сложенный треугольник – истинно европейский мотив для среды традиционного Востока, ибо даже здесь и сейчас всё чаще и чаще люди предпочитали прециозные формальности
Нового Света старым добрым традициям. Плотная, но лёгкая ткань послушно улеглась на колени, а её приглушённо-красный цвет чем-то напомнил ему пески сияющей Руб-эль-Хали1, величаво протянувшейся вдоль пустынных берегов Аравийского моря.
О времена, о нравы!
Фальшивые жесты воспитанности, придуманные людьми, теперь сыграли ему на руку: опущенное лицо прекрасно скрывало выражение минутного торжества. И прежде архангел спросил бы себя: откуда же взялась в нём эта гордыня, этот проблеск порока, присущий лишь смертному существу? Не позволил ли он себе рокового излишества, не очернил ли имя своё земными искушениями? Однако ныне Азраил был невозмутим и спокоен - правота его казалась ему такой же нерушимой как и пять столпов известной всем религии2. Лишь глупец да слепой не увидели бы того, что видел он; разум его был чист, словно умытая весенним дождём поверхность лесного озера.
А ведь он знал, чувствовал, что с родным домом что-то не так, ибо даже сабур3 раскрывал свои бледно-розовые цветы после столетнего молчания, чего уж стоило говорить об ангелах, не первое тысячелетие грезивших о свободе. Но что для них эта свобода? Будучи существами, лишёнными воли, знали ли они о беде, идущей вслед за нею? Перемены, столь благим образом изменявшие лик человечества, для его рода были подобны смерти, и смерть эта грозилась быть долгой и мучительной. Живительный сок сабура обращался в отравленное зелье и, коль даже почтенная Ноеминь поняла, что грядёт беда, то яд уже давно тёк по их венам, отравляя и искушая невинное ангельское естество.
Прошло полгода с их встречи, – люцерна и кат уже давно отцвели в Джабаль Харазе4, позволив усталым мулам снести в Сану тяжёлые мешки, а невозмутимо-величавые верблюды, пережив знойный таммуз6, ждали наступления хоть какой-то прохлады, – и Азраила одолевало смутное сомнение, что он услышит от серафима что-то новое. И вправду, время, проведённое им в Аль-Араафе7, в этом мрачном месте, где воспоминания тонули в гиблом смраде топких болот, научило его одному – перемены замечаются лишь тогда, когда ты сталкиваешься с ними лицом к лицу. Кто же станет беспокоиться о том, что не грозит ни ему, ни его роду? Взращённые беспечностью умы равнодушно наблюдали за тем, как их братья и сестры отступались от своего долга, но никто, никто из них не смел и подумать о том, к чему это может привести.
Ибо полагали они, что так и должно было быть.
Но ты достойно этого тёмного покрывала; и оно достойно тебя, о поприще злодеяний, мысленно констатировал он, невольно вспомнив строчки из одной турецкой поэмы8.
Мог ли он помочь Ноеминь советом? Несомненно, мог. Только вот нужно было понять серафиму, что советы и причитания не спасут тонущий корабль от водной стихии - он пойдёт ко дну прежде, чем команда предпримет хоть какие-то меры, - поможет лишь незамедлительное действие, и что-то подсказывало Азраилу, что это пункт ангелы проглядели ещё пару столетий назад. Чёрное кружево неведения застилало глаза его сестры, и их небесная синева не была способна узреть необходимой истины. Что толку в пустых разговорах, если не способны они залатать зияющую дыру в корпусе побитого судна? И разве отчаянный голос, что раздастся средь многоликой толпы, изменит решение палача?
- Ваш чай, господин, - голос официанта, раздавшийся где-то совсем рядом, вернул его к реальности. Архангел чуть кивнул, выражая свою благодарность и давая арабу понять, что с дальнейшей процедурой он справится сам. Присутствие лишних ушей лишь отдаляло собеседников от неизбежного разговора, и никто не мог дать гарантий того, что беседа их будет достаточно конфиденциальной. Разве что он примет необходимые меры.
- Я тебя слушаю, Ноеминь, - невозмутимо обратился он к серафиму, высоко поднимая правую руку и разливая питьё. Медового цвета напиток, выливаясь из тонкого серебряного носика, с шумом ударялся о дно стеклянного стакана, образуя на своей поверхности невесомую пену - крайне важный атрибут марокканского чая. Нежные листочки мяты окунулись в водную стихию и закружились, устраивая своеобразный карнавал цвета, обрамлённый невидимыми стенами. Азраил аккуратно опустил чайник на стол и пододвинул один из стаканов к Ноеминь, приглашая её приступить к чаепитию.
И вряд ли за всем этим она заметила едва уловимое движение рукой, направленное в сторону ресторанной кухни.
- Ах, Али, Али! - возбуждённо вскрикнул прежде не о чём не подозревавший повар, - Беги сюда, помоги мне справиться с этой печью! Клянусь именем Аллаха, попадись мне тот, кто подкинул в неё столько дров! Ведь теперь она пылает не хуже пламени Джаханнама!9

Сноски

1. Руб-эль-Хали (букв. с ар. "пустая четверть") - пустыня на Аравийском п-ове, одна из крупнейших пустынь мира. Некоторые из её дюн окрашены в терракотовый и красные цвета.
2. Пять столпов ислама ака свидетельство, молитва, пожертвование, пост и паломничество.
3. Сабур - алоэ.
4. Кат - арабский чай, трава, имеющая свойства лёгкого наркотика. Популярна в Йемене, где её, собственно говоря, и выращивают.
5. Джабаль Хараз - одна из горных гряд Йемена. Отличается климатом, крайне положительным для земледелия, там выращивают люцерну и кат (см. выше).
6. Таммуз - июль.
7. Аль- Арааф - Чистилище.
8. Строки из произведения Тевфика Фикрета "Туман".
9. Джаханнам - Ад.

+1

5

Поступки серафимов не должны подвергаться сомнению. Происходящее на Небесах в любое время должно быть направлено во благо – таков закон. Эти постулаты незыблемы, они -  эдакая аксиома устройства мироздания, но время прошло, и вот  они пошатнулись. Правильно я поступаю? Верно ли мы поняли заветы и указания Отца? Не делаем ли мы ошибку, которая может привести к огромным проблемам? Все эти мысли встревоженным пчелиным роем гудели в голове. И нет возможности работу делать, как должно. Каждый поступок подвергается сомнению. Наоми вполне бы справилась с неуверенностью своих подчиненных, но преодолеть свои колебания оказалось гораздо сложней. Раз за разом она старалась найти ответы на беспокоящие ее вопросы, вновь и вновь прокручивала в голове поступки свои и братьев своих. Однако, вместо того, чтобы развеять сомнения, с которыми она столкнулась,  ангел лишь глубже тонула в их мрачной трясине. И, как бы не хотелось ей признаваться в этом самой себе, серафиму был нужен кто-то, кто сумел бы вытянуть ее из этого непозволительного болота нерешительности и неуверенности. Пока не стало слишком поздно.
Именно поэтому выбор ее пал на Азраила. Но и здесь подозрение не оставляло ее. Действительно, сидя в этой небольшой кофейне, невольно овеянная всевозможными ароматами, Наоми в который раз задумалась о правильности принятого решения. Можно ли довериться этому архангелу? Что она знала об Азраиле? То, что он выполнял свою работу, следил за душами, ни в чем плохом замечен не был. Но в то же время, в его безупречной биографии таилось немало размытых моментов, которые естественно вызывали у серафима подозрения. Странным женщине казались периоды жизни Азраила, о которых почти никто не знал, а если и знал, то по слухам. Чем он занимался, что выполнял, был ли так же привержен небесным принципам? У Наоми не было ответов на эти вопросы. К тому же, серафиму на давала покоя история с пророческим кольцом. Если Ангел Смерти лоялен к Небесам, почему он не назвал имена тех архангелов, что были в гробнице Соломона? Что его остановило? Может быть то, что он с этим как-то связан? Ведь дальнейшее исчезновение архангела могло быть связано как с тем, что он слишком много знает, так и с тем, что его хотели убрать те, с кем он был в деле.
Сомнения, их было так много, что Наоми уже не знала, кому можно верить, а кому нельзя.
- Я тебя слушаю, Ноеминь.
Серафим посмотрела на Азраила, который со спокойствием буддийского монаха разливал чай. Где-то со стороны кухни раздались возмущенные крики, но Наоми не обратила на них никакого внимания. Люди всегда суетятся, торопятся, стараются сделать сразу несколько дел одновременно. Женщина специально выбрала кофейню, которая славилась умеренным количеством посетителей. На первый взгляд такой выбор мог показаться странным, но серафим давно заметила – чем больше скопление людей, тем больше им нет никакого дела до того, что происходит вокруг. Вот и сейчас, каждый из тех, кто находился в кофейне, был занят своими делами. Безразличие, эгоизм, себялюбие – это лишь малая часть того, что была в людях. Порой Наоми просто не понимала, почему они должны заботиться о них. Что в них такого, что Бог поставил их над ангелами, назвав их любимыми детьми? Она не оспаривала решения Творца, лишь в который раз сомневалась. Этим созданиям было дано гораздо больше, чем всем остальным, но они не ценили этого, растрачивая и прожигая свои жизни так, точно им была дарована вечность, а не короткие десятилетия.
Наоми подняла взгляд, понимая, что молчание затянулось. Она сама пригласила Азраила для разговора, а теперь погружена в свои мысли. Серафим, наконец, решилась. Этот разговор нельзя откладывать, никто не знает, что может случиться завтра в это неспокойное время.
- В последнее время на Небесах происходит что-то непонятное. Все прежние устои, принципы, все, чем мы руководствовались многие тысячелетия – внезапно потеряло цену и значимость. Отступников больше не наказывают, их прощают и принимают с распростертыми объятиями. После того, как главным стал Рафаил, он объявил всеобщее прощение. Я постаралась внести свои коррективы, но меня никто не стал слушать.
Наоми замолчала, ожидая реакции Азраила. Это было еще не все, что она собиралась сказать, но для начала женщина решила посмотреть на реакцию архангела. Увидев ее, она поймет, как действовать дальше. Можно ли открыться и рассказать обо всех сомнениях, которые беспокоили серафима, или лучше о чем-то умолчать? Есть ли смысл искать здесь помощи и ответов на вопросы, или даже Азраил не сможет ей в этом помочь? Серафим смотрела на архангела, поглаживая кончиками пальцев салфетку, лежащую на столе.

+1

6

Солнца завтрашних просторов всегда гибли на рассвете нового дня. Небеса издревле считались обителью тех консервативных идей, коих Азраил в отсутствие Отца находил если не приторно очаровательными, то до крайности правильными. Но он следовал им, чтил их, как чтят верноподданные указы праведного халифа; ибо пример для многих начинался с примера одного, и чин архангела велел относиться к своей миссии со своей серьёзностью и ответственностью. Ему предписано было забирать души умерших, - что, разумеется, являлось некоторого рода преувеличением, ибо он очень редко приходил за почившими лично, - следить за тем, чтобы ни чересчур самонадеянные братья, ни обитатели Огненных Рвов, ни кто-либо ещё не утаивал лишнего, не завладевал тем, что бы не принадлежало ему по праву; и в течение многих тысячелетий он не услышал ни единого слова упрёка в свой адрес. И, даже если и находился кто-то, смеющий выступить против правоты его, то был ли в том толк? Ведь в итоге Смерть всегда оказывается прав, и он вершит свою правоту, вручая мятежнику меч и белоснежный саван1.
То, что серафим обратилась именно к нему, казалось архангелу чем-то прозаичным, ведь воззвал же он к ней тогда, в туманной Шотландии, изнывая от боли и неспособности защитить священную реликвию почтенного Сулеймана. Вероятно, для получения хоть какого-то ответного результата ему понадобились полгода да презренное заключение в стенах Аль-Араафа, но нынешний разговор с лихвой восполнял его недавнее желание быть услышанным. А большего ему и не требовалось.
Но вы гибнете, гибнете, и в погибели своей обращаетесь к тому, кто несёт её, подумалось Азраилу, выслушавшему Ноеминь до конца.
Удивился ли он услышанному? Нет, ибо знал, что время перемен непременно следует за пришествием нового монарха. Тот сперва непременно перестелит тканые ковры, прикажет сменить цвета в королевских покоях, прикажет подавать на завтрак оливки, а не маслины, а затем перестроит армию, перепишет законы и переставит советчиков. Хороший правитель проведёт эти процедуры незаметно и безболезненно для своих подчинённых, ибо уважает их и ценит их благополучие; правитель же неумелый ступит на тропу слепых и синих деяний3, разрушая тем самым веками строившееся до него государство. И второй вариант развития событий неизбежно разворачивался перед глазами его. Азраилу не хотелось осуждать методы брата, ибо, несмотря на все свои подозрения, он продолжал уважать его имя, а поэтому винил он не столько Рафаила, сколько невежественное ангельское войско. К тому же, как ему судить о происходящем, если эти самое происходящее было описано всего лишь в паре предложений?
- И? - спокойно произнёс архангел, беря в руки свой стакан с чаем и делая неторопливый глоток, дабы настроиться на продолжение беседы.
Азраил не понимал, к чему нужна была эта осторожность со стороны Ноеминь: коли пришёл ты за советом, то будь добр, излагай свои мысли прямо и не откладывай важные дела в долгий ящик. Серафим словно выражала этим своё к нему недоверие, и ход этот, по мнению архангела, был ошибочным. Дела уже катились под откос, братья его уже гибли беспричинною смертью в поисках таинственной горы Каф4, тиран уже вертел в руках историю - свою костлявую марионетку, - и вряд ли мёртвый философ как-то поможет живому ослу5. В гиблые времена ангелы уподоблялись совам, живущим средь развалин старинного города: прошло, увяло былое величие каменных стен, искрошились исполины-колонны, закрылись шумные базары, уступая место вялой сырости запустения; и лишь совы обитали средь обветшалых хибарок, средь пустынных дворцов, и лишь совы верили в то, что по-прежнему хранят знание, давным-давно позабытое и погребённое под склепами ушедших дней. Проходили годы, и они замечали, что что-то идёт не так, что нет больше пестрящей многолюдьем медины6, что караваны украдкой обходят это место стороной, что ветер дерзко разгуливает по комнатам султанских палат, и тогда они понимали, что настало время перемен. Но к тому моменту от совиной мудрости оставалась лишь тень, и они медленно превращались из благородных птиц в тщеславных беспородных павлинов7.

- Беда! Беда у устья Царской реки!8 - внезапный пронзительный вопль раздался в помещении. Голос принадлежал арабу средних лет, вполне прилично одетому, но выглядевшему крайне испуганно: глаза его то и дело перебегали от одного посетителя кофейни к другому - он явно искал того, кто мог бы ему помочь, а руки тряслись так, словно он только что встретился лицом к лицу с парой десятков джиннов.
- Успокойтесь, господин, Аллах мне свидетель - вы перепугаете весь народ! - официант выбежал из кухни и сразу же попытался навести порядок.
- Вы должны мне поверить! - мужчина схватился за голову и отчаянно принялся ею трясти, - В пещерах происходят странные вещи, близится Судный День!

- Одну минутку, - с прежней невозмутимостью сказал Азраил серафиму, услышав голоса из общего зала.
Встав со своего места и аккуратно отодвинув дверцу кафесса, архангел поспешил подойти к нарушителю спокойствия. Не будь он тем, кем являлся, то скорее всего просто-напросто счёл бы бедолагу умалишённым, но Смерть чувствовал душу и вполне себе мог отличить правду от лжи - страх этого субъекта был самым что ни на есть настоящим. Какая-то неведомая сила выжигала его изнутри, она превращала здоровое сердце в слабое и немощное, выпивала все его жизненные соки, обрекая несущего его на медленную смерть. На какое-то время Азраил остановился, словно раздумывая над чем-то. Человеческая жизнь представлялась ему неким подобием песочных часов: при рождении они заполнены золотым песком, но проходят дни, и вот однажды последняя песчинка падает на противоположную сторону, ознаменовывая тем переход в иной мир. Порой часы трескались, разбивались, причиняя смертному существу ужасные страдания, и в такие моменты архангел предпочитал даровать душе заслуженный покой, ибо в большинстве своём, сыны Адема и Хаввы, оставшись в живых после ужасных катастроф, винили провидение в своих невзгодах. Провидение, а не себя.
- Прошу прощения, позвольте пройти, я - доктор, - обойдя пару зевак, он подошёл к пострадавшему, который сидел на коленях и тяжело дышал в пол.
Мужчина поднял глаза и неуверенным взглядом посмотрел на подошедшего.
- Вы - смерть, - пролепетал араб, испуганно пытаясь отодвинуться назад.
- Что есть смерть, если не начало новой жизни? - чуть слышно прошептал Азраил, наклоняясь к человеку и касаясь его запястья, - Спите спокойно. Вас больше ничто не потревожит, - тело умершего обмякло, а душа, обретя свободу, устремилась к смиренно стоявшему в дверях жнецу.

Сноски

1. "Меч и белоснежный саван" - суфийская аллегория принятия смерти.
2. Здесь я использовал элементы традиционного турецкого завтрака, где оливки и маслины - обязательный его атрибут.
3. "Слепые и синие деяния" - та же суфийская аллегория, что означает "жалкие и презренные".
4. Каф - таинственная гора в арабской (да и мусульманской в целом) мифологии; считалось, что она опоясывает земной шар и спасает его от адского пламени.
5. Арабская пословица: "Живой осёл ценнее мёртвого философа".
6. Медина - центр восточного (арабского) города.
7. Павлин на Востоке - символ тщеславия.
8. Далее будет сказано о реке "Уэт эль-малех" ("Река царя", по сути).

Отредактировано Azrael (09.09.14 22:46:22)

+1

7

Заданный Азраилом вопрос, состоящий всего из одного слова, повис в воздухе. Совсем не этого ожидала Наоми, когда пригласила архангела. Воздух сгустился, став тягучим, точно желе. Существу, которому априори не нужен кислород, становилось тяжело дышать. Пальцы женщины сжали салфетку, лежащую перед ней на столе. А если все ее домыслы верны? Что если Азраил на самом деле один из тех, кто хочет смены привычной системы. В далеких пустынях Востока города заносятся песком для того, чтобы на их месте вырастали новые. Так почему же архангелу не стремиться к смене устаревшей системы на быть может более совершенную. Ведь смерть – это не конец, это только начало.
Вновь и вновь прокручивая эти мысли в голове, серафим подняла голову и внимательно посмотрела на Архангела Смерти. Что именно пыталась она найти в его глазах, ответы на какие вопросы искала – не знала даже она сама. Но отступать от намеченной цели, не смотря на все возникающие сомнения, Наоми не собиралась. Одна из причин, по которой она обратилась именно к этому архангелу, была приверженность устоям, соблюдение норм и правил. Но была еще одна причина, которая так же сыграла свою роль. Все-таки Азраил когда-то очень давно был серафимом, и Наоми надеялась, что он сможет понять ее треволнения.
- Азраил, - голос женщины набирал уверенность. – Я позвала тебя не для пустого разговора. Мне нужен твой совет, как одного из тех, кто еще помнит заветы Отца. Я боюсь, как бы уже не стало поздно. Как поступить в этой ситуации? Что ты можешь посоветовать?
Наоми и дальше бы задавала интересующие ее вопросы, если бы ее не прервали. В кофейне послышались громкие голоса. Кто-то звал на помощь, кто-то пытался утихомирить этого человека. Наоми вздохнула. Она надеялась, что встреча пройдет в тишине и спокойствии, ведь именно для этого она выбрала это место. Но людям свойственно все портить. Вот и сейчас громкие голоса начинали действовать серафиму на нервы. Наоми подняла голову, посмотрев на Азраила. Она собиралась продолжить прерванный разговор.
- Одну минутку, - услышала она, после чего архангел поднялся из-за стола и вышел в основной зал.
Серафим сжала салфетку в руках. Она пригласила сюда Азраила, чтобы он помог ей советом. Мало того, что она так и не услышала от него ничего весомого или способного помочь, так он еще и отвлекается на этих людишек. Голоса за стенкой сливались в единое гудение, напоминая встревоженный улей. Наоми не сомневалась, что все работники кафетерия побросали свои дела и побежали смотреть, что же происходит. Людьми всегда управляли одни и те же чувства и желания, одним из которых было любопытство. Даже понимая, что их интерес может привести к губительным последствиям, они все равно лезли туда, куда не следует. Именно для этого Бог и назначил ангелов следить за своим любимым творением.
И опять мысли серафима возвращались к тому, что волновало ее последние недели. Ладони обхватили уже успевший нагреться стакан, а взор женщины был направлен куда-то вдаль. Она не чувствовала ни тепла кружки, что держала в руках, ни вкуса чая, когда автоматически делала глоток. Раньше все было просто и понятно. Есть приказы, которые нужно выполнять. Есть отступники, которых нужно ловить и наказывать. Кого-то вернуть в строй ангелов, а тех, кто не попадает под ее юрисдикцию, передать выше. Система работала, как часы, выполняя задачи, поставленные Богом. Так в какой же момент все изменилось? В какой промежуток времени они свернули с правильного пути? И в их ли силах изменить все то, что они уже натворили?
Наоми отодвинула стул и резко поднялась. Она вызвала Азраила не для того, чтобы сидеть одной и ждать его возвращения. Отодвинув дверцу кафесса, женщина вышла в основной зал. Как она и ожидала, в самом его центре собралась толпа зевак. Кто-то возбужденно перешептывался, некоторые старались сделать вид, что их это не касается. Народ в кафетерий прибывал, любопытных становилось все больше. Серафим заметила, как мелькнуло у входа черное одеяние. Учитывая, что никто кроме нее не обратил на это никакого внимания, Наоми сделала вывод, что кафетерий посетил жнец. Видимо забрал какую-то душу.
Пробравшись сквозь толпу, женщина увидела Азраила, склонившегося над каким-то человеком. И хоть Наоми понимала, что архангел сейчас выполняет свою работу, у нее не было времени ждать.
- Прошу простить, - Наоми все-таки додумала не называть при всех архангела по имени. – Этому человеку уже не поможешь. Мы не могли бы вернуться в кабинку и продолжить прерванный разговор?
Взгляд серафима был полон осуждения. Ведь так же спокойно душу погибшего мог забрать и жнец.

+1

8

- Ноеминь, - Азраил выпрямился и, взяв в руки отложенную прежде трость, окинул сестру строгим взглядом, - Наше призвание всегда заключалось в том, чтобы оказывать помощь нуждающимся в ней, - голос сошёл на шёпот, дабы ещё больше не напугать ошарашенных посетителей кофейни, - И я намерен последовать ему вне зависимости от того, согласна ты или нет, - уверенный тон явно говорил о том, что идти на уступки перед серафимом он не собирался. Долг его пред людьми был всяко выше долга перед братьями, ибо братья сами ввергли себя в пучину губительных заблуждений, а дети земли нуждались в его помощи и поддержке. И кто, если не он? Разве здесь, на Востоке, его имя не почиталось наравне с именами великих небесных предводителей - Рафаила, Михаила и Гавриила?1 Разве не поклялся он, смотря на обездоленных Адема и Хавву, хранить их души, покуда не наступит для них время вновь вознестись к Творцу? И сейчас, когда требовалось ему обернуться спиною к одной из просьб, он безо всяких колебаний выбрал просьбу Ноеминь. Ибо оказываться предателем в глазах заблудших и окруживших себя стеною собственного величия всяко было разумнее, чем предавать дело, которому ты посвятил всю свою жизнь.
После того, как ему удалось вежливо протиснуться сквозь набежавшую толпу зевак, архангел, предварительно принеся свои глубочайшие соболезнования хозяину заведения и оставив пару десятков дирхамов2 за заказ, направился к выходу. Не забыл он также и извиниться за поведение своей спутницы, списав властное требования на жизненные проблемы сестры. Женщины на Востоке, как правило, знали своё место: к ним относились с почтением, ибо знали, что те своими нежными ступнями ступают по кромке Небес3, но и в ответ требовали того же самого. Не перечь, будь скромной и покладистой, а уж особливо - не говори с мужчиной на повышенных тонах в присутствии чужих людей, ибо это ничуть не скрасит твоего достоинства, скорее наоборот - выставит тебя не в совсем приятном свете. Азраил понимал традиции этих мест и не мог их проигнорировать. Дурное поведение плодило дурные слухи, а те, в свою очередь, разносились по округе со скоростью бравого янычарского полка. Ноеминь, конечно, действовала в своих интересах и наверняка считала себя правой, но он предпочёл избавить её от всеобщего порицания. В конце-концов, сейчас его волновало совсем другое.
- Если госпожа в сером костюме спросит, куда я направился, скажите ей об устье Уэт эль-Малех в сорока километрах отсюда, - обратился он к стоявшему у входа эфнди, не забыв положить в его вытянутую ладонь пару звенящих монет, - Спасибо, - кивнув в знак благодарности, он быстрым шагом направился в сторону стоянки для такси.
Хотел ли он того, чтобы серафим последовала за ним? Нет, но будучи воплощением смерти, предпочёл указать ей путь к высшему благу - праву выбора. Указать, но не склонить к исполнению. ибо доподлинно известно, что рядовые ангелы не могли дать точного определения этому понятию. И Азраил ведал, почему. Душа, вечная душа смертного, была красной4. Красной, словно спелые зёрна плодов граната, красной, словно поле брани, впитавшее в себя кровь падших воинов, красной, словно живое человеческое сердце, мерно бьющееся в грудной клетке. И цвет этот воплощал собою начало и конец: жизнь брала от него свои истоки, смерть смиренно складывала у её ног тела почивших; он был везде, его нити тонкою лентою протягивались сквозь купола замков багдадских халифов, сквозь пирамиды и зиккураты, сквозь тихие речные заводи и глубинные океанские желоба. Красный ознаменовывал рассвет, но и закат торжественно утопал в объятьях; красный нёс в себе страсть веков, неудержимую тягу к власти, красный был цветом последней скорби и цветом первой невинности. Словом, он невидимой сетью опутывал каждую сторону земного бытия, красный - её извечный спутник, хранитель и палач. И всепоглощающая страсть красной души противопоставлялась холодному ангельскому естеству, сияющему голубизной июльского неба. Она отражала спокойствие, мудрость, равнодушие, и в ней никогда не было тех безумных желаний, порождаемых амбициями её оппонента. То, разумеется, являлось качеством более чем положительным, но голубой, при всех своих преимуществах не имел одного - умения выбрать правильное из множества неверных опций. Ибо правильным для них было одно - их миссия. Но старые понятия рушились, а принимать новые никто так и не хотел. Голубой оказался запертым в мире кривых зеркал, где каждое отражение - всего лишь искажённая тень его свойств.
И Азраил своим жестом предлагал Ноеминь выбраться из зловещего лабиринта.

Когда спустя час достопочтенный эфенди довёз его до пункта назначения, архангел, поблагодарив того и щедро заплатив за услуги, тотчас принялся исследовать окрестности, дабы проанализировать ситуацию, а не бросаться с головой навстречу неизведанному. Местность здесь резко отличалась от пустынных пейзажей Касабланки: кругом росли деревья с изумительно широкими кронами, и их узловатые корни, испещрённые чёрно-серебристыми жилами, жадно тянулись к самой кромке воды, изо дня в день поглощая живительную влагу и благодарно укрывая источник от палящих лучей марокканского солнца; под ногами его расстилался бархатный травянистый ковёр, что был мягче персидских хали5 и насыщенней каирских арабеск, а чуть поодаль, средь пары величавых скал, виднелось чернеющее ущелье. Угрюмое и неприветливое, оно словно источало холод самых северных морей и обиду самых позабытых душ. Чутьё подсказывало архангелу, что беда исходит именно оттуда, но оно также велело позабыть об этом проклятом месте и тотчас покинуть тихую речную заводь.
Тихую. Стоило ему подумать об этом, как он понял, что его так насторожило: над рекою, ровно как и над древесным шатром, висела удивительная тишина. Не было слышно ни звонкого журчания воды, вырывающейся из горных тисков и несущейся к безбрежному океану, ни шума ветра высоко над головою, не пели в небесной выси птицы, и даже хрупкая ветка, раздавленная тяжёлым ботинком, хранила молчание. Азраил наклонился и, взяв в руки небольшой камень, кинул его в реку. Поверхность её лихорадочно вздрогнула, словно больной в своей последней агонии, рябь мгновенно пронеслась от середины к берегам, но ни единого звука не вырвалось из её горла. Задумался архангел, глубокая морщина залегла на его лбу, а взгляд сосредоточенно переносился от одной стороны поляны к другой, пока наконец не остановился у зияющего зёва чёрного грота. Пойти туда было бы ошибкой - каким-то непонятным образом он знал это, но развернуться на полпути было бы ошибкой не менее роковой. Да и решение было принято уже тогда, когда он посоветовал Ноеминь последовать за собою. Теперь же он искренне надеялся на то, что у неё хватит ума держаться подальше, ибо и этот низкорослый лес, и таинственная пещера несли в себе, как ему казалось, зло гораздо большее, чем он мог себе представить. Сжав в руках трость и глубоко вдохнув, архангел направился к безмолвным скалам.

Сноски

1- для тех, кто не в теме: в исламе 4 главных ангела и Азраил - один из них.
2 - марроканская валюта. Примечательно, что на оборотной стороне одной из монет изображена печать Соломона.
3 - хадис, гласящий о том, что "Рай находится под ногами ваших матерей".
4 - концепцию красной души я взял из суфизма, а самую концепцию красного частично позаимствовал у О.Памука. Спасибо, Орхан бей.
5 - "хали" или halı (тур.вариант) - ковёр.

+3

9

Время непостоянно. Оно может медленно сбегать тонким ручейком с вершин гор, может же бурной рекой уничтожать все на своем пути. Для всех оно разное. Для людей, чья жизнь сравнима с тлением свечи – пара мгновений и она потухла, время быстротечно. Поэтому людишки постоянно торопятся, бегут, стараются успеть многое за свое существование. Для тех же, кто видел рождение этого мира, кто за тысячи лет наблюдал рождение и падение многих цивилизаций, время течет медленно. Но сейчас у Наоми не было такого ощущения, напротив, ее время убегало сквозь пальцы. Всем своим существом, всей своей сутью она чувствовала приближение чего-то страшного и губительного для этого мира. Это была одна из причин, по которой она обратилась к Азраилу. Но сейчас, вместо того, чтобы выслушать ее и дать совет, архангел ушел помогать людям.
Серафим стояла в центре зале, глядя ему вслед. Она знала, что он не остановится, даже если его окликнуть. Наоми понимала, что ее сейчас ничего не останавливает от того, чтобы покинуть эту кофейню и вернуться на Небеса. Ничего, кроме долга, который напомнил о себе словами Азраила. Серафим не смогла бы вспомнить, когда изменилось отношение ангелов к людям. Она не могла назвать то время, когда все изменилось, и человеческая жизнь перестала цениться. Если оглянуться назад, можно увидеть тысячи тысяч убитых людей. Они умерли во благо мира, так оправдывали себя ангелы. Чтобы спасти город, можно иногда пожертвовать парой сотен человек. Но все это было лишь оправданием, скрывающим под собой истину. Ту неприглядную истину, которую не хотел видеть ни один из ангелов. Наоми начинала понимать, и от этого становилось страшно. Мир менялся. Менялись устои, законы и правила, лишь только серафимы оставались в прошлом, пытаясь жить по старым законам.
Наоми оглядела небольшую кофейню, замерших людей, которые все никак не могли отойти от произошедшего. Смерть, увиденная ими сегодня, напомнила им о быстротечности их жизни. И в глазах многих из них застыл страх и понимание, что когда-нибудь она придет и за ними. Может быть, именно этот страх подтолкнул серафима к решению. Женщина решительно направилась к выходу, остановившись возле мужчины. Она видела, что Азраил заговаривал с ним перед тем, как ушел.
- Ваш спутник просил передать, что вы можете найти его в устье Уэт эль-Малех в сорока километрах отсюда.
Женщина кивком поблагодарила. Серафим решилась сегодня сделать то, для чего она была создана. Азраил прав,  их призвание всегда заключалось в том, чтобы помочь нуждающимся. Да, они забыли уже об этом, поставив на первый план совершенно другие цели. Никогда не поздно измениться и вернуться на правильный путь. После этого решения Наоми почувствовала легкость, точно тяжелый груз упал с ее плеч. Странный выбор, странное решение, но почему-то женщина чувствовала, что поступает правильно. Иногда, чтобы достичь результата, нужно поменять взгляды и вспомнить прошлое.

Наоми переместилась к месту, о котором говорил мужчина, и замерла. Что-то смущало ее в этом месте, заставляя нервничать и оглядываться. Она прислушалась, пытаясь понять, что ее так смущает в окружающей действительности. И тут же поняла. Абсолютная, ничем не нарушаемая тишина. Возникало ощущение точно это место накрыли куполом, который гасит все звуки, не давая им вырваться наружу. Но ко всему прочему, она заметила еще одну странность. Подойдя к деревьям, она внимательно осмотрела листья. То, что она увидела, совершенно ей не понравилось. Женщина перевела взгляд вперед. Там возле входа в пещеру замерла фигура. Только по трости, что она держала в руках, Наоми признала Азраила. Серафим еще раз осмотрела поляну и достала свой клинок. От этого места шла ощутимая угроза, этого нельзя было не почувствовав. Перехватив оружие поудобнее, женщина подошла к Азраилу.
- Здесь не слышно звуков – пения птиц, шелеста листвы, стрекотания кузнечиков, - она сразу перешла к делу. – Но что еще более странно, здесь нет ветра и все застыло, точно кто-то остановил время. Вы видели листья на деревьях, обратили на них внимание? Они не шевелятся, а при прикосновении рассыпаются в прах.
Наоми протянула руку, показывая серую пыль, что оставили листья, когда она прикоснулась к ним. Сейчас взгляд серафима был направлен на вход в пещеру. Чтобы ты там не пряталось, оно было очень сильным, раз смогло сотворить такое. Но поворачивать назад уже нельзя, она сделала свой выбор.

+1

10

Если слово - это серебро, то молчание - золото1. Говорили, что неосторожным словом можно убить, а иной раз наоборот - вернуть из мёртвых, вселив надежду в измученную умирающую душу. Слова выстраивались в предложения, друг за другом шли они, нанизываясь тончайшей цепочкою на алмазную нить человеческой мысли, они составляли собою газели, дестаны, мерсие2; они переживали века и тысячелетия, ибо доподлинно известно, что истина не состарится со временем, не канет в Лету, словно полустёртые поверхности глиняных табличек, она будет жить, и жизнью своею привнесёт она свет в чернеющие чертоги забвения. А основа истины - всё то же слово. Но что есть слово, если не сопровождается оно благословенною тишиною? Какова цена тому, кто умеет говорить, но не может остановиться? О, представьте себе тщеславного оратора, который не ведает, когда нужно дать слушателям передохнуть, и тогда вы сумеете понять истинную цену молчания. Тот оратор уже не властитель чужой мысли, а дешёвый актёр, разыгрывающий слезливую драму во благо собственных интересов, а публика - всего лишь средство достижения корыстных целей. Слово его не стоит и запылённого куруша3, в то время как за тишину зрители готовы были бы отдать всё золото из хранилищ почтенного Сулеймана.
- Слово подобно неверной супруге, Ноеминь, - заприметив сестру, архангел не стал как-либо реагировать на её очевидные речи, скорее наоборот - не желая тратить драгоценное время, он аккуратно схватил серафима за руку чуть повыше локтя и предложил пойти за собой, - Его можно урезонить, если знать подход, и в итоге результат будет именно таким, каким его хочется видеть, - пара ангелов осторожно приблизилась к пещере и, переглянувшись, шагнула в её тёмное чрево, - Но тишина...что ж, тишина - это коварная любовница. Внимание её дорогого стоит, и никогда не знаешь, каких сюрпризов от неё стоит ожидать, - лишь только переступив порог тёмного грота, Азраил отпустил свою спутницу, - Нам нужно быть осторожными. Чутьё подсказывает мне, что место сие лишено звуков не просто так.
Отойдя от Ноеминь на пару шагов, он окинул взглядом раскинувшееся перед ним пространство. Пещера, в которой оказались небесные воины, была самой что ни на есть обычной: высокие мрачные своды, липкие и влажные от мириад водных капель, полуночными мотыльками цеплялись за бурый камень, сталактиты и сталагмиты неспешно стремились навстречу друг к другу, терпеливо вырастая на пару дюймов в год, а воздух пах свежестью речной воды с аккомпанирующими ей нотками солёных склизких водорослей. Вход в грот обрамлялся рядом остроконечных камней, словно массивные зубы затаившегося чудовища, готовые вот-вот перемолоть незадачливых нарушителей своего спокойствия в кровавую кашицу. Архангел напряг слух, но ушей коснулась всё та же хрустальная тишина. Даже его собственное дыхание терялось в её крепких тисках, чего уж говорить о завывающем ветре или журчании водного потока?
- Смотри, - заметив в стенах грота небольшое углубление, отдававшее таинственным мерцанием, Азраил не преминул указать на него сестре, - Что бы это могло быть? - в голосе проскользнул искренний интерес, и архангел приблизился к находке.
Там, в проёме меж двух пластов, блестело что-то, отдалённо похожее на массивное ожерелье, инкрустированное драгоценными камнями. Такие украшения можно было встретить в известных мировых музеях, частных коллекциях искушённых меценатов, расписанных сусальным золотом палатах Топкапы4 или же набитых шелками и пряностями хранилищах кордовских халифов5. Но подобные артефакты ещё ни разу не оставались без присмотра и уж явно не прятались в тесных марокканских пещерах. Нет, если вспомнить слова почившего эфенди, то в устье Уэт эль-Малех таилось истинное зло. А какое зло может быть страшнее опалов и бриллиантов? Азраил протянул было руку к лежавшему перед ним ожерелью, но тут же одёрнул её - интуиция вновь предостерегала архангела о великой беде. Ему вспомнилась древняя притча о лисице и пустом барабане6, в которой животное, привлечённое звуком музыкального инструмента, разорвало его на части в надежде отыскать что-то внутри, но все попытки были тщетными, ибо пустой барабан так и оставался всего лишь пустым барабаном. А что, если это ожерелье тоже всего-навсего прикрытие? Да и что оно может сделать ему, архангелу? Отставив всякую осторожность, Азраил прикоснулся к артефакту.

- Наконец-то, а я уж думал, вы не заявитесь, - тонкие губы искривляются в язвительной усмешке, - Добро пожаловать, - Мудрейший горделиво вскидывает голову и, чуть прищурившись, пронзительным взглядом впивается в своих гостей, выжидая, словно хищник, подходящего момента. Мужчина выставляет перед собою изящную трость и, деловито скрестив ладони на золотом набалдашнике, ненавязчиво подаётся вперёд, не в силах скрыть своё нетерпение. В голове начинает раздаваться приглушённое биение сердца. Оно перекидывается на височную артерию, спускается вниз по шее, к кадыку, а затем и к груди, неизменно отчеканивая свой ритм. Он чувствует, как внутри него, подобно вулкану, просыпается торжество, готовое вот-вот вылиться в триумф века, и он успокаивает себя тем, что чем напуганнее будут его жертвы, тем слаще окажется блюдо, именуемое местью.
- А ты мне, вообще-то, не нужен, - внезапно изрекает он спустя какое-то время, повернувшись к самому себе, - Погуляй-ка где-нибудь, проветрись, - мужчина выпрямляется, небрежно взмахивает рукой и довольно наблюдает за тем, как ошеломлённый Азраил исчезает в пустоте, - Мне нужна ты, - многозначительно цокнув языком, обращается он к Наоми. Последующий взмах выбивает из рук серафима ангельский клинок и с силой прижимает её к отвесной каменной стене, лишая женщину малейшей возможности пошевелиться. Мудрейший твёрдым шагом подходит к сестре, нагнувшись, подбирает оружие и прячет его в полах своего чёрного пиджака, в петлице которого красуется превосходнейшая белая хризантема7,- Ну что, - он ласково, почти любовно кладёт ладонь на плечо женщины и шепчет ей на ухо, - Поговорим о семейных неурядицах?

Сноски

1. Söz gümüşse, süküt altındır. (это для Наамы) Турецкая пословица, передана почти дословно.
2. Газель - лирическое стихотворение, состоящее обычно из семи двустиший – бейтов; дестан - предание; мерсие - эпитафия, заупокойная ода.
3. Куруш - турецкая разменная монета, типа копейки.
4. Топкапы - резиденция османских султанов.
5. Кордова - один из богатейших городов мусульманской Испании.
6. Притча взята из сборника "Калила и Димна".
7. Суммируя все значения хризантемы, а данном амплуа это - символ смерти, правды и царского величия.

Отредактировано Azrael (05.01.15 23:03:40)

+2

11

Каким бы был мир без людей? Сложно представить планету, на которой нет городов. Мир, где воздух не загрязняют выхлопы машин. Люди прочно вошли в эту жизнь, отвоевав себе свое место под солнцем. Но с каждым годом их становится все больше, а места для проживания все меньше. И уголков, куда не ступала нога человека, вскоре совсем не останется. Эти места отличаются нетронутой красотой, сохраняя и сберегая в себе что-то естественное, изначальное. Там, где не слышен шум машин и крики людей, где ночной мир освещают только звезды и луна, а не огромные баннеры и рекламы щиты. Там, где тишина вполне обычна и естественна. Те места, которые напоминают родной Рай своей первозданной красотой. Где можно подумать о многом и может быть, найти ответы на вопросы, которые терзают серафима. Таких уголков и сейчас очень мало.  Эта пещера была похожа как раз на одно из таких мест.
Подняв голову, серафим смотрела на высокие своды пещеры. Миллиарды маленьких капель создавали впечатление небольших звезд, а сам потолок больше походил на огромное небо, усыпанное галактиками. Тусклый свет, попадавший в пещеру, едва освещал малую ее часть. А тени от сталагмитов и сталактитов создавали собственные картины,  исполняя  на стене одним им известный танец.
- Смотри, - Наоми поняла, что Азраил что-то заметил, и обратила туда взгляд. - Что бы это могло быть?
Сделав несколько шагов, она подошла ближе, с интересом рассматривая ожерелье, лежащее в проеме между двух пластов. От него исходило странное свечение. Сначала женщина подумала, что украшение отражает свет, проникающий снаружи. Но тот был настолько слаб, что не мог вызвать такой эффект. Этот странный блеск, а так же местонахождение ожерелья во всеми забытой пещере наталкивало на определенные мысли. Глядя на блеск камней, Наоми задумалась о его предназначении. Если оно лежит здесь, где практически не ходят люди, а сама цивилизация очень и очень далеко, значит, его кто-то спрятал. И почему-то Наоми все больше казалось, что спрятали, стараясь защитить не украшение, а именно тех, кто его может найти. Нужно изучить всю возможную информацию о данном ожерелье, скорей всего о нем где-то упоминалось. В случае если оно несет разрушительную силу этому миру – уничтожить.
Только тут серафим заметила, как рука архангела тянется к ожерелью.
- Азраил, не трогай… - начала было Наоми, но было уже поздно, – те.
Сейчас оставалось только наблюдать за последствиями поступка Ангела Смерти и пытаться с ними справиться. Женщина не сомневалась, что в скором времени они столкнутся с ними. Прежде чем прикасаться к ожерелью, нужно было понять, чем это может грозить. Что быстро загорается, то быстро и гаснет.1 Думать об этом было уже поздно, оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что последствия будут не столь разрушительными или хотя бы их удастся остановить или предотвратить. Серафим перехватила ангельский клинок, готовая встретить ко всему, но не ожидавшая того, что случилось дальше.

- Наконец-то, а я уж думал, вы не заявитесь. Добро пожаловать.
Наоми замерла, не решаясь повернуться. Этот голос был ей хорошо знаком. Его владелец сейчас стоял напротив нее. Тогда кто или что находится сейчас позади? Хоть голос говорившего и был похож на Азраила, но в нем появились новые нотки, которых в голосе архангела никогда не было, и быть не должно. Он звучал излишне самоуверенно, нагло и немного язвительно. Серафим повернулась, обратив свой взгляд на нового Азраила. Да, отличия были и немалые.
- А ты мне, вообще-то, не нужен. Погуляй-ка где-нибудь, проветрись, - Наоми не успела ничего сделать, как этот архангел откинул Азраила, с которым она пришла, и тот пропал в темноте пещеры, - Мне нужна ты.
К следующим событиям, каким бы она не была воином, серафим не была подготовлена. Архангел выбил клинок из ее рук, сама же она оказалась прижатой к стене пещеры без возможности пошевелиться. Но только сейчас она поняла, что ее смущало во всей этой ситуации. Ангельское радио. Оно молчало. Не было слышно абсолютно ничего. В обычное время всегда слышны разговоры, кто-то докладывает о делах, кто-то задает вопросы, а кто-то сообщает о ситуации в мире. Все это пропало, исчезло так, точно никогда и не было. Наоми почувствовала, как в глубине души заворочался и начал просыпаться страх, выпуская свои коготки в податливую плоть, готовый вот-вот перерасти в ужас.
- Ну что, - женщина почувствовала, как рука архангела легла на ее плечо, а над ухом раздался шепот, - Поговорим о семейных неурядицах?
Давно уже Наоми не чувствовала себя такой беспомощной и растерянной. Кто этот Азраил? Что ему нужно? Куда они попали? Эти и множество других вопросов требовали ответа. Женщина прекрасно понимала, что в той ситуации, которая есть сейчас, задавать вопросы будет не она. Что может серафим против архангела? Ничего. Поэтому, все, что ей сейчас оставалось делать – это разговаривать.
- Я никогда не жаловалась на слух, - Наоми постаралась, чтобы ее голос звучал спокойно. – Поэтому шептать на ухо совершенно не обязательно. К тому же, я не вижу здесь никого, от кого можно было бы скрывать этот вопрос. О чем вы хотите поговорить?
Разговаривай, пока есть возможность, и пытайся выяснить, куда же вы попали.

сноска

1 - Çabuk parlayan çabuk söner

Отредактировано Naomi (06.01.15 23:08:34)

+1

12

Власть не любит слабых, ибо власть - это сила, и только достойный может решиться совладать с нею. Она, словно капризная женщина, хочет принадлежать и быть ведомой, тогда храбрецу откроется новый мир, полный довольства и возможностей. Умение вовремя подступиться, очаровать и заявить о своих правах - вот что важно. Бесцельное красование здесь не поможет, пылкие речи - тоже. Империя, построенная на фальшивом лоске словоохотливого павлина загорится да падёт, империя, выкованная из воли и любви к жизни простоит вечно. Истинный монарх не склонит своей головы перед дешёвыми угрозами, не поведётся на уловки интриганов и заговорщиков, не преминет поступиться моралью, если того потребуют обстоятельства, и уж явно не станет слушать советов тех, чьё мнение считает несущественным. Характер его дамасской сталью закалён в чугунных печах школы жизни, трон для него не награда, а средство. Историю пишут победители. Миром правят те, кто не боится перемен.
Перемен Мудрейший не боялся, скорее наоборот - услышав весть о том, что братья его наконец-то получили по заслугам и пали, он с небывалой резвостью принял решение обернуть ход сих событий в свою пользу. И действовать надлежало быстро. Невежественное ангельское войско скорее вырезало бы род человеческий, чем нашло способ вернуться на Небеса, а той, кто за всем этим стоял, это и было нужно. Значит, следовало избавиться от Той Самой, ибо умирать вслед за людьми архангел не собирался. Да и зачем? В его распоряжении кольцо Смерти, армия жнецов, блестящий ум да слепое доверие праматери. Грех не воспользоваться таким шансом. Властолюбивая шлюха загубит всех и вся во имя собственной мести, посему место её не со знатью, а с могильными червями. Эту же фразу повторил он ей во время их последней встречи.
"Двум королям не место на одной шахматной доске," - пальцы нежно перебирают спутавшиеся золотые локоны,  карие глаза равнодушно следят за тем, как платье женщины медленно окрашивается в рубиново-красный цвет человеческой крови, "Вы это знали, но не решались признать," - её голова лежит на его коленях, а во взгляде читается не то искренняя ненависть, не то искреннее непонимание, "Выбор между собой и вами оказался прост," - Мудрейший поднимается со своего места, нарочито-заботливо укладывает ослабевавшую с каждой минутой праматерь на диван и опускается рядом, "Вы научили меня в первую очередь спасать себя, что я и сделал," - ладонь обхватывает тонкое бледное запястье и ощущает едва уловимую нить пульса, архангел наклоняется к женщине и шепчет ей на ухо,"Власть стоит того, чтобы за неё умереть," - касается губами её потрескавшихся губ и целует, выражая ту долю сожаления, на какую был только способен, "Ваш мир теперь принадлежит мне. Прощайте," - ангельский клинок наносит свой сокрушительный удар, а его хозяин растворяется в непроглядной тьме помещения.

Мудрейший не торопится отходить от своей сестры. Рука по-прежнему крепко сдавливает женское плечо, как бы намекая на то, что пути назад уже нет и вряд ли будет. Когда они виделись в последний раз? Наверное, пару лет назад, когда серафимы ещё и не помышляли о падении. Наоми его мира погибла в очередной бессмысленной бойне, а ему так хотелось обсудить с нею пару жизненно важных вопросов. Как хорошо, что в распоряжении мужчины теперь есть эта. На ней всё тот же неизменно серый костюм, идеально отглаженная белая рубашка и чёрные туфли на невысоком каблуке. Волосы строго забраны в пучок. Пуговицы плотно застёгнуты до воротника. Пока что. Архангел пытается скрыть проступившую пошловатую улыбку. Оценивающий взгляд его скользит по весселю Наоми, подолгу изучая каждую морщинку на её каменном лице в надежде уловить хоть какое-то проявление эмоций. Стоит ей слишком резко моргнуть или неосторожно повести бровью, он заметит и расценит это как проявление слабости. Тогда игра закончится, так и не успев начаться.
- Государь, - произносит он, отходя на пару шагов назад, - Если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра, - в то время как одна рука опирается о трость, вторая очерчивает в воздухе многозначительный полукруг, - И пользоваться этим умением смотря по надобности, - даже просто говоря эти слова он наслаждается своей правотой и бессилием своей пленницы, - Макиавелли, - довольно прибавляет Мудрейший, оборачиваясь к сестре и высокомерно кивая, мол, учись у лучших, пока есть возможность, - Хотя вряд ли вас там этому учат, - издевательски прибавляет он, возводя глаза к мрачному сырому потолку, - Иначе бы ты здесь не стояла. Так вот, - архангел поджимает губы, на мгновение вслушиваясь в торжественную тишину пещеры. Да, здесь не раздаётся ни звука, зато выйдя наружу можно сполна ощутить агонию задыхающегося мира. Но всему своё время. К чему уничтожать серафима сразу, если можно растянуть удовольствие? - Семейные неурядицы... - он приближается к сестре и останавливается на расстоянии вытянутой руки, - Скажи-ка мне, дорогуша, как ты умудрилась прозевать тот момент, когда на Небесах всё пошло прахом? - ладонь устремляется к груди женщины и касается её средним пальцем, на котором красуется, испуская бледное сияние, небезызвестное кольцо Смерти.

Отредактировано Azrael (07.01.15 18:37:27)

+3

13

Зеркало реальности поддергивается дымкой и идет трещинами. Как бы ни пыталась Наоми их заклеить, это все равно не поможет. В один прекрасный, даже вероятней всего ужасный, день от того мира, который она знала, останутся только осколки. Но ничего не проходит без последствий, и обрушившаяся система зацепит всех и каждого. И даже те, кто так хочет остаться в стороне, не смогут этого сделать. Но пока мир держится на привычных нормах и законах, пока трещины в зеркале еще можно склеить, серафим не собиралась сдаваться. Кто-то обвинял ее в этом, указывая на изменяющийся мир. Она это понимала, и можно было попробовать перестроиться, выстроив свое поведение, исходя из ситуации. Но Наоми не первый день занимала свою должность, чтобы вот так рубить с плеча. Разрушение старой системы грозит немалыми последствиями, и к ним необходимо подготовиться. Те же поступки Рафаила еще не давали нужного результата, на который он рассчитывал, но не все сразу. Многие из ангелов вернулись после его прочувственной речи, но не все. Некоторые до сих пор не верили, что на Небесах сменилась политика. И их вполне можно было понять. Законы, которым следовали на протяжении многих тысячелетий, не исчезают бесследно.
Без клинка в руке Наоми чувствовала себя беззащитной. Но это совершенно не означало того, что она сдается. Да, у нее не было оружие, и перед ней находился Азраил, которого она не знала. Его поступки и поведение, даже простой взгляд отличался от привычного ей поведения архангела смерти. Он был слишком уверен в себе, слишком самодоволен и в какой-то степени самовлюблен. И если в первый момент она растерялась, то сейчас уже успела взять себя в руки. Ничем не показывая своего волнения, она продолжала спокойно смотреть на архангела, точно забыв, что прижата к стене и не может пошевелиться.
Она чувствовала спиной неровную шероховатость стены. Камни впивались в спину, вызывая если не боль, то легкое неудобство. Пропитанный влагой воздух каплями оседал на камнях потолка и стен.  Чувствовалось, что время близится к вечеру, в пещере становилось темнее. Солнечный свет, ранее практически не проникавший сюда, сейчас был и вовсе незаметен. Пещера погружалась во тьму. Наоми понимала, что освободиться у нее пока не получится. Страх – враг любого ангела, будь ты серафимом, херувимом или архангелом. Это странное чувство мешает думать, рассредоточивает внимание, а значит, его нужно убрать. Спокойствие приходит внезапно, изгоняя малейшие признаки паники. Если ее не убили сразу, значит, она зачем-то нужна. К тому же, этот Азраил и сам говорил о том, что им нужно поговорить. У нее есть некоторое время, чтобы разобраться в ситуации и выстроить свое поведение, исходя из полученных данных.
- Тот же Макиавелли говорил: «Государь должен быть скупым, а не щедрым, чтобы не обирать подданных и иметь средства для обороны», - серафим внимательно смотрела на архангела, стараясь не упускать ни единого его движения из вида. Да, ей было страшно. Кто знает, что взбредет в голову этому Азраилу в следующий момент. Но ни показывать свой страх, ни как-то проявлять его она не собиралась. – Ты слишком мало проводил времени там, чтобы знать, чему нас обучали, а чему нет.
Если к Азраилу, с которым они пришли к пещере, Наоми испытывала уважение и обращалась на «вы», то с этим архангелом, стоящим перед ней иначе как на «ты», она не собиралась разговаривать. Так же она не собиралась отмалчиваться, выслушивая его умные цитаты. В этом незнакомый Азраил мало чем отличался от того архангела, которого знала она. Оба любили пофилософствовать по поводу и без. Когда же ее предъявили непонятное обвинение, женщина сверкнула глазами. Да, Небеса сейчас были не в лучшей форме, но говорить о том, что все пошло прахом нельзя. К тому же, лучшая защита – это нападение.
- Я была на этих самых Небесах, - в голосе серафима проскальзывала злость. – А вот где был ты, когда это случилось?
Ответ очевиден. Если разница между архангелами мала, то Наоми не удивилась бы, узнай, что Азраил находился все это время на земле. Она еще пока не понимала, куда они попали, и что происходит, но старалась этого не показывать. Ее взгляд зацепился за кольцо на пальце Архангела и, конечно же, она его узнала. Не узнать кольцо Всадника Смерти мог только слепой. И это вновь возвращало серафима к насущным вопросам. Откуда у него это кольцо? Последний раз упоминание о нем мелькало в тот день, когда Михаил и Люцифер попали в клетку. Для открытия клетки необходимы  все четыре кольца. Дальнейшая судьба их судьба была неизвестна. Так как к этому Азраилу могло попасть кольцо?
- И уж не ты ли причастен к тому, что на Небесах все пошло прахом? – Наоми решила озвучить вопрос.

+1

14

- Оу, - полушёпотом произносит Мудрейший. Протянутая ладонь, указательным пальцем едва касающаяся груди пленницы, плавно опускается вниз, к солнечному сплетению, вырисовывая лёгкую линию на белоснежной хлопковой ткани, - Маленькая сестрёнка научилась дерзить старшим, - уголки губ трогает самодовольная ухмылка, - Это похвально.
Серафим никогда не выдаст своего страха. Им руководит святой_ самообман. Таков верховный ангельский закон, испокон веков главенствующий на Небесах. Встретившись лицом к лицу с опасностью, скрывай свои эмоции. Они чужды тебе, и всё, что ты испытываешь, не более чем обман, вина греховной телесной оболочки, которую ты вынужден носить ради исполнения своей миссии. Разве способны иллюзии поработить эту непоколебимую сущность? Ты свободен от них, так воспринимай же сие как дар, а не как проклятье. Не позволяй противнику, - будь то простой смертный или создание иного толка, - манипулировать тобой, будь абсолютно недоступен и словам, и действу. Ты ведь воин - оружие Небес, волею Творца созданное для того, чтобы убивать во имя блага. Твой свет способен поглотить землю, твоё милосердие посеет зачатки новых цивилизаций. Не сдавайся, будь верен своему призванию. Не сдавайся.
И она не сдастся. Страх так и останется запертым глубоко в недрах её естества, и лишь поддельное равнодушие, застывшее и прозрачное, как её голубые глаза, будет единственным ответом, которого удостоится Мудрейший. Пусть он воплотит в жизнь её тайные кошмары, живущие в далеко в ангельской сущности, словно серые корабельные крысы, ждущие своего тёмного часа, дабы погрызть сложенное в закромах зерно; пусть вырвет из её груди живое бьющееся сердце и будет сжимать его в своей ладони до тех пор, пока последние капли густой чёрной крови не упадут на холодную землю; пусть уничтожит всё, что ей так дорого, она будет молчать. Звенящая тишина, подобная прохладной тишине стамбульских кладбищ, мерно спящих под раскидистыми кронами чинар и кипарисов - вот что получит он, если не найдёт способа сломить железную ангельскую волю.
Ибо не этого молчания хочет архангел. Какой ему толк от скупой безжизненной куклы? Ему нужна игра. Игра живая, динамичная, поставленная по его правилам и сыгранная на его территории. Но и разрушить эту стену непринятия он не в силах. Разве что...разве что он подтолкнёт Наоми к саморазрушению. Сомнение имеет свойства воды: оно спокойно, но терпеливо. Упорно ударяясь о стены грозной пристани, волны рано или поздно выточат трещину в гранитной тверди, до основания разрушая плотный фундамент и жадно проглатывая острые расколотые камни. Сомнение сделает то же самое. Стоит лишь позволить себе на минутку задуматься над верностью своих или чьих-то поступков, как оно, торжествуя, склонится над размякшей сущностью, раздробит её на мелкие кусочки, превращая когда-то стойкий дух в жалкое раздавленное нечто. Он уподобится карточному домику, подхваченному резким дуновением ветра и безжалостно сброшенным в самое чрево пылающего камина.
- Хочешь обвинить во всём меня? - с деланной заботой спрашивает Мудрейший, - Вы, поджав хвосты, сидели на Небесах, покуда рушился мой мир! - яростно произносит он, и его горячее дыхание резко касается холёного лица женщины. Аравийский самум и синайский шарав не сравнятся с обжигающим пламенем речей его - он разгневан, и в гневе этом не знает ни милосердия, ни пощады. - Что вы сделали с людьми, с их душами? Думаешь, вы защищали их, как и следовало бы сделать? Нет, любезная сестра, вы пали и принялись уничтожать беззащитное человечество. Вы вели себя как свиньи, как зараза, распространившаяся по землям моего царства, и я должен был положить этому конец. Видишь вот это? - архангел подносит к глазам Наоми руку, на которой мерцает массивное серебряное кольцо. Извечный символ смерти - мертвенный блеск серебра да молочно-белый камень, сравнимый, разве что, с белками глаз покойника, сейчас он красуется на пальце того, кому он должен быть принадлежать по праву. - Наверняка тебе хочется узнать, откуда оно у меня. Как Азраил, скромный безобидный архангел, вдруг стал самым могущественным существом всех трёх миров? - улыбнувшись, он выдерживает торжественную паузу, - Всё дело во власти. И в желании обладать ею. Неужто мой добрый братец не поделился своей грязной тайной? - разочарованно выдохнув, Мудрейший равнодушно продолжает, - Какая жалость, а ведь эта история стоит того, чтобы быть рассказанной. Знакома ли тебе страсть? Похоть? Как это чувство заставляет кровь вскипать в жилах, как оно пробуждает непреодолимый жар в глубинах твоего тела, сладостным нектаром растекаясь по венам твоим? Да, именно так,- приставив к горлу серафима ангельский клинок, он нежно проводит рукой по её щеке. Ладонь ощущает терпкий бархат кожи и её приглушённое тепло. Наоми дышит редко, замерев в тревожном ожидании, а Мудрейший небрежно смахивает в сторону упавшую на лицо прядь медных волос, - Для заключения сделки поцелуя было бы достаточно, но разве можно отказать себе в удовольствии, когда оно само просится к тебе в руки? - грубо обхватив рукой основание шеи серафима, он заставляет женщину чуть осесть и прильнуть к нему так, что их губы почти соприкасаются. Немое отвращение во взгляде воодушевляет архангела - ему не обязательно убивать сестру, чтобы наслаждаться её унижением, - Мы вот не отказались. - рука медленно движется вверх по шее, к затылку, подминая под себя аккуратно собранные в пучок волосы женщины. Пальцы тонут в их струящемся шёлке, ощущают их необычайную мягкость, а затем требовательно впиваются подушечками в кожу головы, ведя её за собой и наклоняя в сторону, - Мы заключили союз с праматерью, с прекраснейшей из женщин, позволив ей думать, что она подчинила нас своей воле, - Мудрейший наклоняется к уху серафима и тихо шепчет, - На самом деле, мелодию насвистывали мы. Этот финальный этюд перед тем, как смахнуть с плеч горделивую голову монарха. А теперь пойдём! - рыком схватив женщину за ворот пиджака и по-прежнему угрожая ей ангельским клинком, он подтолкнул её к выходу из пещеры, - Узри всё сама.
Пещера стоит на одиноком лысом холме. Пустынно и дико всё вокруг: нет ни кустарников, ни травы, один голый камень, накинувший на плечи свои плотный саван из серы да дорожной пыли. В нос лезет неприятный запах гари, как если бы кто-то вздумал жечь помои в ветреный день, и ветер разносил бы их гнилостную вонь на много-много миль в округе. У самого подножия холма раскинулся город. Но можно ли назвать "городом" покосившиеся двухэтажные постройки, бедняцкие хижины, наспех сколоченные из картонных дощечек да залатанные ржавыми железными листами? Когда-то давно, когда люди ещё не позабыли человеческого языка, они бы назвали подобные постройки "геджеконду" - "сколочено за ночь". Бедняки, одетые в рваньё и кутавшие своих детей в зловонные лохмотья, шли к огням города, дабы раздобыть себе какую-нибудь чёрную работу, за которую им заплатят стаканом воды да ломотью хлеба. Но ни хлеба, ни воды не давал им бездушный окаменелый город, ибо в страшной войне позабыл он сияющий лик миролюбия. Здесь каждый живёт сам за себя, каждый выкручивается, как может. Мир уже давно полумёртв, погружён в вечную кому, и лишь Мудрейший волею своей поддерживает в нём остатки жизни, бросая в его голодную алчную пасть эссенцию чужих грехов и пороков.

+3

15

Всегда имей контроль над ситуацией. Никогда не теряй его. Выстрой в голове цепочку действий и следуй ей, несмотря на любые препятствия. Наоми всегда следовала этим правилам, не собиралась отходить от них и сейчас. Да, в первый момент она растерялась, не сумев вовремя сориентироваться. Это было недостойно серафима, и сейчас ангел уже взяла себя в руки. Никаких эмоций, только жесткий самоконтроль. Учитывая несколько факторов, в том числе и «этого Азраила», женщина уже сделала вывод, что они попали в другой мир. Являлся ли он параллелью их мира, или может это страшное будущее, которое ждет всех впереди, она не знала.
Пока архангел пытался обвинить ее во всем происходящем в его мире, Наоми обдумывала варианты дальнейших действий. Первым делом ей необходимо найти «своего» Азраила. По какой-то неведомой ей причине, его до сих пор не было видно. Так как серафим не чувствовала, что у нее пропали способности, архангел должен был уже давно появиться. Его отсутствие вызывало у Наоми опасения, что случилось что-то серьезное. Значит, первым делом необходимо будет найти его. Дальше нужно вернуться в пещеру и осмотреть то странное ожерелье, при прикосновении к которому они переместились в этот странный мир. Вполне возможно, после его уничтожения, все удастся вернуть на прежние места. Ангел внезапно вспомнила того мужчину, что прибежал в кофейню. Что он тогда кричал? Что-то об апокалипсисе вроде. С большей вероятностью можно было сказать, что он так же побывал в этом мире, но каким-то образом сумел выбраться. Значит, выход все-таки есть.
Клинок коснулся шеи, и женщина вырвалась из раздумий, переведя взгляд на Азраила. Наоми задержала дыхание, на некоторое время, замерев в ожидании. Чего он добивается? Чего хочет? Но вместо того, чтобы убить ее, мужчина начал говорить. С самого начала его речь была полна непонятных ей эмоций. Она не понимала, зачем «этот» архангел смерти все ей рассказывал и в чем-то обвинял. Спокойный взгляд был ответом на все его рассуждения. Она не моргнула и глазом, когда он распинался о том, как получил кольцо Всадника Смерти. Единственное, что ей не нравилось во всем этом, это то, что он нарушал границы личного пространства. В ее взгляде то и дело проявлялось отвращение, и она замечала довольное выражение лица архангела, когда он это видел. Но все-таки данная им информация не прошла мимо нее. Он получил это кольцо от одной из праматерей. Наоми быстро перебирала в голове все, что о них знала. Всего праматери было четыре: Лилит, Махалат, Аграт и Наамах. Лилит к этому времени уже точно была мертва, об Аграт и Наамах давно ничего не было слышно, а Махалат совсем недавно освободилась из своего заточения. Но из всех четырех только одну называли «Прекраснейшей». И это была именно Наамах, мать нефилимов. Она исчезла сразу после переворота в Аду, и ее очень долго не было слышно. Где она скрывалась все это время? И как смогла завладеть всеми четырьмя кольцами? Сомнений не было, именно эта праматерь способствовала тому, что Люцифер и Михаил попали в клетку. Назревали так же и другие важные вопросы. Где сейчас остальные три кольца? Что она собирается делать, имея при себе такие сильные артефакты? И не находится ли это кольцо у Азраила их мира? Ведь не зря же архангел, что сейчас зачем-то распускал ее волосы, говорил в разговоре «мы». Эта мысль прочно засела в голове серафима, но она никак не показала этого. Все тот же спокойный, холодный и безэмоциональный взгляд был обращен на архангела.
А теперь пойдём! – схватив ее за пиджак, Азраил вытолкнул Наоми к выходу из пещеры, - Узри всё сама.
Серафим смотрела на открывающийся перед ней вид и где-то в глубине души ужалась увиденному. Она чувствовала запах смерти, что витал в этом воздухе, смешиваясь с гарью и пылью. Она видела медленно умирающий мир. Вот он возможный вариант событий, сейчас раскинулся перед ней в своем гибельном великолепии. Точно предупреждение о том, что может случиться, город взывал к ней. Посмотри, что со мной стало. Во что я превратился волею одного алчного архангела. Посмотри на меня одна из тех, кто должен оберегать этот мир и защищать людей. Посмотри и запомни. Пусть эта картина навсегда отпечатается в твоем мозгу. Каждый твой нервное действие – шаг ко мне. Но если Азраил хотел показать этот мир, чтобы обвинить ее во всем происходящем, у него этого не получилось. Весь ужас, что она испытала, увидев то, во что превратился мир, в данном случае город, остался глубоко внутри ее сущности. Ни одно из испытываемых ей эмоций не вырвалось за пределы, ее лицо осталось таким же бесстрастным, как и было ранее. Окинув взглядом город, Наоми повернулась к мужчине.
- И зачем ты мне это показал, Азраил? – она смотрела все так же спокойно, точно не она несколько секунд ужасалась увиденному.

Отредактировано Naomi (29.03.15 21:44:22)

+1

16

- Бритва Оккама, - изрекает Мудрейший, явно недовольный скупой реакцией сестры, - Если нужно найти ответ средь множества опций, выбирай наиболее очевидный, - он по-прежнему не отпускает ворота своей сестры, и сверкающее острие ангельского клинка приставлено к её горлу в качестве немой угрозы или же прямого доказательства тому, насколько сильным и могущественным является властелин этого мира.
Но то, что архангел подразумевает под "очевидностью", он предпочитает не рассказывать, ибо доподлинно известно, что нет пытки слаще, чем неведение. Из неведения можно развязать кровопролитную войну - оно велит солдатам обнажить свои мечи, бросаться на невинных могучим ураганом из железа и стали; оно заставляет их быть горько жалящим бичом, не оставляющим за собою ни боли, ни надежды. Да, неведение способно на многое. Наоми поддастся ему, не этим способом, так другим - ещё никто не избежал наказания, данного Им, не избежит его и она. Новая реальность, переменчивая, постоянно меняющаяся согласно слову Его, выбьет из колеи привыкшую к постоянству серафимскую сущность и ввергнет её в такую пучину отчаяния, коей не доводилось испытывать ни единому представителю её племени. Ибо она принадлежит другому миру. Там царят лишь тишь да гладь: ангелы ещё не пали на землю, опаляя лик её своим пылающим пламенем, не вышли из Чистилища уродцы-монстры, не разверзлась земля и не исторгнула демонов из чрева стенающей Преисподней.
- Отсюда открывается неплохой вид, - меланхолично протягивает он. Вот она, Его земля, во всей красе раскинувшаяся пред ним и его сестрою, и каждый обитатель сих территорий - его владение, его собственность. - Но к чему нам любоваться городом издали? - любезно спрашивает он у Наоми, наклоняясь к сестре, - Ведь я могу устроить тебе обзорную экскурсию. Следуй за мной, - с этими словами он хватает серафима под руку и исчезает.
Где-то вдали раздаются глухие раскаты грома.
Вблизи город являет собою ещё более убогое зрелище, нежели издали. Покосившиеся деревянные лачуги, с почерневшей от влажности обивкой - дома для тех, что победнее, а двухэтажные постройки, побитые, искорёженные, подобно низвергнутому чудовищу - для тех, кто состоятельней. Улицы вымощены грубым серым булыжником, как то было принято в стародавние времена в государстве, именуемом викторианской Англией, и сквозь углубления меж камней протекают ручейки зловонной грязной воды. Всюду раздаются чьи-то крики, покашливания, позывы: вот бродячие торговцы расхваливают свой подозрительного вида товар, и им грубо отвечают какие-то существа со слезящимися глазами, налитыми кровью; вот сквозь едкий дым, клубами валящий из ближайшей закусочной, пробираются местные жандармы - бывшие демоны, серафимы, вооружённые блестящими ангельскими клинками, и все они почтительно склоняют головы при виде своего Господина. Он мимолётом шепчет им что-то на ухо. Какая-то нищенка, закутанная в жалкие лохмотья, жалобно протягивает к ангелам свои дрожащие руки, и Мудрейший, остановившись и снисходительно дотронувшись до её ладони, безжалостно наблюдает за тем, как женщина падает замертво.
- Зло и добро относительно, - как бы вспомнив о существовании сестры, архангел поворачивается к ней и возобновляет ходьбу, - Нельзя быть только злым или только добрым. Делить всё на чёрное и белое, - чем дальше они идут в город, тем теснее становятся улицы и тем громче - человеческие голоса. Мудрейший с удовольствием отмечает про себя, что вероятно, подобный хаос приходится не по вкусу серафиму, не выходящему за пределы своего идеального кабинета. Немного беспорядка к её кристально-чистому мировоззрению и немного чернильных пятен на репутацию "доброго" себя. - Твоя недальновидность - твой собственный враг. Ты гоняешься за отступниками, словно это что-то изменит, но на деле отступники всегда будут находиться под твоим носом. Бороться нужно не с причиной, а с идеей. Идея же, в свою очередь, может быть либо плохой, либо хорошей. И поэтому истинно верный шаг - стереть границу между злом и добром.
Вдохнув полной грудью, мужчина осматривается по сторонам, словно пытается что-то найти, ни на минуту не уменьшая шаг и продолжая тащить за собою сестру на манер ненужной тряпичной куклы. Улочки становятся совсем узкими и порою кажется, что макушки идущих вот-вот начнут касаться низеньких балконов с чугунной решёткой, из которых свешивались чахлые ползучие растеньица с жидкими, покрытыми серой пылью листьями. Да, Мудрейшему и в самом деле удалось стереть границу злом и добром, но стерев её, он погрузил свой мир в бесконечный хаос, который оставался жив лишь благодаря тому, что любое живое существо имело странную привычку бороться за своё существование до самого конца. Архангел развязывал войны, топил города в крови невинных людей, позволял обозлённым нефилимам ополчаться друг на друга, а затем убивал и их, но Ему доподлинно было известно одно - те, кому позволяются бесчинства, будут верны Ему до самого конца. Ибо в противном случае не станет и их. Ибо вкусив власти, они позволят вести себя куда угодно, лишь бы вновь испить её из рук того, кому дозволено всё.
- О чём это я? - вдумчиво протягивает он, остановившись у прохода к центральной площади города, - Ах, о зле и добре, - даже если Наоми и продолжала сопротивляться его напору, у него в кармане всегда прятался козырь - беспроигрышный вариант, действующий на всех без исключения, - Твоя система не работает, дорогая сестра. Ты не можешь упорядочить то, что не поддаётся упорядочиванию, - Мудрейший злобно скалится и подталкивает серафима к площади. Человеческие голоса там гораздо громче, где-либо: площадь кишит людьми, словно встревоженный муравейник. - А теперь попробуй выжить в хаосе, - с этими словами он вытягивает её в самый центр и, отпустив, скрывается в толпе, успев произнести последнюю фразу, громогласно нависшую над пространством: - Я слежу за тобой. Тебе не скрыться.

+2

17

Может быть, когда Бог создавал ангелов, он дал им возможность ощущать этот мир. Чувствовать его проблемы, видеть вздувшиеся язвы там, где пустили корни демоны. Вот и сейчас, вдыхая полный гари и зловоний воздух, Наоми начинала ощущать этот мир. Пока Азраил тянул ее за собой, как всегда разглагольствуя на тему о добре и зле (серафим бы очень удивилась, если бы он молчал), она смотрела по сторонам и ужасалась. Пусть делала она это глубоко внутри себя, ни единым словом, ни жестом не показывая этого. Только всего не скроешь, как не старайся, и вот уже между бровей пролегает глубокая морщина. Она не понимала, чего от нее хотел этот Азраил, зачем протаскивал по этим улочкам, да и это было уже неважно. Наоми слушала его вполуха, взглядом окидывая разруху, царившую вокруг. Она вдыхала запах смерти, что прочно и плотно поселился здесь, и понимала, что этому миру осталось жить всего ничего. Как бы ни пытался Азраил поддержать его, а она не сомневалась, что он это делал,  но серафим чувствовала агонию. Мир задыхался, из последних сил пытаясь вытолкнуть, вырвать из себя эту раковую опухоль. Но та, как и положено, разрасталась все больше, пуская метастазы, все глубже и глубже прорастая внутрь. Наоми чувствовала, как умирает этот мир, она ощущала, как в последней надежде он тянется к ней, как пару минут назад какая-то женщина тянулась к Азраилу. Только вот серафим ничем помочь не могла, и от понимания собственной беспомощности становилось плохо.
Она чувствовала холод клинка у шеи, ощущала его бьющейся жилкой, но страха не было. Если бы Азраил хотел ее убить, он давно бы это сделал. Но нет, он ее куда-то вел, а значит, у него совершенно другие цели. Понять бы только, чего он хочет добиться. Серафим не просто была растеряна, она вообще ничего не понимала. И это непонимание выводило ее из себя.
- Зло и добро относительно. Нельзя быть только злым или только добрым. Делить всё на чёрное и белое. Твоя недальновидность - твой собственный враг. Ты гоняешься за отступниками, словно это что-то изменит, но на деле отступники всегда будут находиться под твоим носом. Бороться нужно не с причиной, а с идеей. Идея же, в свою очередь, может быть либо плохой, либо хорошей. И поэтому истинно верный шаг - стереть границу между злом и добром.
Наоми понимает, что на всю вот эту прочувственную красивую речь, полную возвышенных слов, она может не отвечать. От нее не ждут ответа, поэтому серафим просто вздыхает. Какое бы небо не было над головой, каким бы ни был Азраил, одно останется неизменным всегда – его философия. Его же хлебом не корми, дай высказаться по поводу всего, что происходит в мире, на Небесах или в Аду. При этом совершенно не важно, хочет ли его слушать собеседник и интересно ли ему это вообще.
- Интересно, тебе и правда тут настолько одиноко? – этот вопрос она больше задает самой себе, уверенная, что его пропустят мимо ушей. – Видимо никто не слушает больше твоих рассуждений на тему добра и зла, и ты решил найти свободные уши. Мне только интересно, почему ты как всегда выбрал именно мои?
Как и ожидалось, вопросы были пропущены, но Наоми была уверена, что Азраил ее услышал. Другое дело, что он просто не захотел отвечать. Серафим все так же продолжала идти за ним следом, не сопротивляясь и не стараясь остановиться. Все это время, пока Азраил рассказывал, какой он величественный, и как он все мудро придумал, а все остальные олухи и ничего не понимают, Наоми продолжала осматриваться. Она уже успела увидеть демонов и ангелов, вооруженных ангельскими клинками. В числе последних были замечены знакомые серафимы, которые, видимо, чтобы остаться в живых, перешли на сторону Азраила. Это ее не просто удивило, скорей возмутило, потому что кодекс серафима гласит: «Есть закон, что дал нам Господь. И соблюдавши его, не нарушат оного, а иначе наказанием подвергнуться оные.» Там было еще немало других пунктов, но все сводилось к тому, что дело свое предавать нельзя. Они ж променяли служение Господу на возможность жить. И одна мысль об этом вызывала у Наоми отвращение.
- О чём это я? Ах, о зле и добре. Твоя система не работает, дорогая сестра. Ты не можешь упорядочить то, что не поддаётся упорядочиванию. А теперь попробуй выжить в хаосе. Я слежу за тобой. Тебе не скрыться.
О чем ты? Наверно о том, что у тебя склероз в запущенной форме, раз ты забыл, о чем говорил пару секунд назад. Если Азраил рассчитывал напугать или вывести Наоми из равновесия, то у него этого получилось. Злость поднималась откуда-то из глубины ее существа. Злость на своего Азраила, который был слишком любопытным, чтобы не трогать непонятное ожерелье. Злость на этого Азраила, который настолько пафосен, что просто невозможно. Злость на этот мир, что погибает в агонии, без возможности спасения. Злость на саму себя за эти неподобающие серафиму чувства.
- А без спецэффектов уйти нельзя было? – опять же вопрос был задан в пустоту.
Люди вокруг спешили, толкались, да и вовсе не смотрели, куда идут. Вокруг царил такой хаос, что подхватившая людская волна могла смести в пару мгновений, затоптать, перемолоть и выплюнуть то, что останется. Но в одном Азраил был неправ. Упорядочить можно все, даже хаос имеет свой порядок. А главная способность Наоми – быстро оценивать ситуацию и приспосабливаться к происходящему, выстраивая новую систему. Да, первые несколько минут она растерялась. Ее закружила огромная толпа, но именно она же ей и помогла. Взгляд серафима выцепил среди всех одного из демонов, в руках у которых блестел ангельский клинок. И точно броненосец, Наоми двинулась вперед. Она огибала одних, отталкивала других, проскальзывала мимо третьих. Целенаправленно она шла к своей цели и, наконец, ее достигла. Ладонь уже привычным движением легла на лоб ничего не подозревающего демона, яркий свет и клинок падает в подставленную ладонь. Перехватив оружие поудобнее, серафим тут же скрылась в толпе. Она видела, как несколько демонов рванули к своему товарищу. Но уже поняв и узнав этот мир, она не сомневалась, что сделали они это совершенно не для того, чтобы помочь. Нет, они просто обобрали своего бывшего товарища, содрав с него все, что было ценного. Серафим не удивилась этому, она этого ждала. Теперь она собиралась быть более внимательной. Ладонь крепко сжимала клинок, и вырвать его из рук теперь было очень и очень сложно. А пока ее путь лежал назад, к тому месту, с которого все начиналось. Ведь где-то там ее Азраил, тот, с которым она пришла сюда. И то, что его не было видно, беспокоило Наоми. Как бы что с ним не случилось в этом мире.

+1

18

"При каждом таком потрясении моей жизни я в итоге что-то приобретал,
этого нельзя отрицать, становился свободнее, духовнее,
но и делался более одинок, более непонятен, более холоден."
— Г.Гессе, "Степной волк"

История имеет много лиц. Вероятно, это одно из самых многоликих и переменчивых явлений мироздания - невозможно сразу определить, будет ли она свежа и прекрасна, словно невинное дитя, проснувшееся на зарнице лазурного утра или же, наоборот, предстанет пред вами в образе костлявой старухи с накинутым на голову капюшоном, из-под которого, упиваясь неведомою злобой, будут сверкать аспидно-чёрные глаза. Учёные посвящают ей долгие годы своей жизни, однако она всегда, в любой своей ипостаси, остаётся феноменом таинственным и недоступным, позволяющим, разве что, приоткрыть жалкую десятую своих загадок, сохраняя остальное в мрачном тенистом склепе, облицовочный мрамор которого не добытый в поте лица камень, а иное хитрое и коварное явление, в мире людском именуемое временем.
Для меня история всегда имела один-единственный облик: это гильотина, возведённая перед крепостью, обречённой на падение. "Почему же образ её столь безрадостен?" - вероятно, спросите вы. Что ж, изволю ответить на этот вопрос. История всегда написана кровью. Смею сказать, что истинное житие человечества, то самое, что впоследствии было задокументировано сперва с помощью клинописи, выцарапанной на каменных скрижалях, а уже затем, в веке пятнадцатом, к эпохе развития книгопечатания, прописано по бумаге, началось с первого убийства, той самой смертельной раны, нанесённой Кабилем Хабилю.
Спустя пару столетий преднамеренное покушение на чужую жизнь стало весьма обыденным делом, избавлявшим общество тех времён от нудных и утомительных юридических процедур. Вы думаете, что Великий Потоп как-то изменил положение дел? Что законы Хаммурапи, большая часть статей которых, к слову, каралась смертной казнью, привнесли закон и порядок? Нет, они лишь упрочили положение убийства как инструмента для создания истории. И новые вехи этой самой истории - от печально известного saeculum obscurum1 до мировых войн, поглотивших несчётное количество жизней, - зиждились на крови невинно убиенных.
А теперь взгляните на то, что вы видите перед собою, что вижу перед собою я. Этот тёмный, пропитанный болью и отчаянием город, каждый атом которого, казалось бы, просит о милости смерти. Но смерть - это слишком банально, слишком быстро и слишком уж просто для окровавленной гильотины, именуемой историей. Она, этот немой свидетель событий ужасающих и потрясающих своею жестокостью, вобрала в себя всю гниль, всё зловоние, исходящее от них. Почернело её дерево, потяжелело и увлажнилось оно от галлонов алой жидкости, вылитой на алтарь её божества, продёрнулось ржавчиной остро отточенное железо, но облик её не жалок, а скорее наоборот - величественен и непреклонен в своей старости. И, если эшафот - это то, что сотворено руками детей Адема и Хаввы, либо же руками моих братьев и сестёр или прочих существ, то что же является той самой крепостью, обречённой на падение? О, эта крепость - тиран или же Тот, Кто Проливает Кровь.
У этого мира тоже был свой тиран. Я видел его в себе, покуда шёл, пошатываясь, по узким улочкам, теснившимся по обе стороны широкого проспекта. Я чувствовал всеобщее презрение, смешанное с благоговейным трепетом, что изливалось на меня из покосившихся окон скромных лачуг, обитатели которых, не смея встречаться с глазу на глаз со своим господином, коим я не являлся, спешили спрятаться в недрах своих тщедушных жилищ. Любой, кто попадался мне на пути, почтительно склонял передо мною голову: будь то заправский мещанин, хищно перебиравший в ладонях засаленные монеты, или же хмурый жандарм, одетый в мешковатую куртку из грубо выделанной кожи, или же бродячий торговец, мгновенно прятавший подозрительного вида товар в полах своего огромного блестящего пиджака.
Мир трепетал перед тираном, но гильотина, коварно облизываясь, жаждала вкусить его крови. Ибо история всегда повергает творящих её. Даруя жизнь, власть и процветание, она непременно подарит и смерть. Голова вседержателя, тщеславная и горделивая, будет отсечена её сверкающей пастью, дабы деяния его навеки опечатались на болезненных ликах обветшалых монографий.
Где же Ноеминь? Я тщетно вглядывался в толпу, стараясь углядеть среди прохожих силуэт своей сестры. Вероятно, только это и заставляло меня терпеть подобострастное поведение своего окружения - если бы не серафим, общества которого я теперь желал больше всего на свете, я бы мгновенное перенёсся в место более спокойное и безлюдное. Как скоро они поймут, что я - не тот, за кого они меня принимают? Что станет с самозванцем, посягнувшим на персону, могущество которой в их представлении, по всей видимости, соизмеримо с могуществом самого Творца? Знать ответов на сии вопросы я не желал, ибо боялся узнать их, а посему послушно позволял хаосу погружать меня в свои бурлящие воды.
Ибо хаос, в действительности, всегда требовал лишь одного - полного себе подчинения. Я знал работу его механизма, и знал, что должен позволить себе раствориться в сей губительной атмосфере, слиться с каждым её элементом, претворяя в жизнь превосходную мимикрию, умело замаскированный театральный акт, надиктованный мне тихим шёпотом верной интуиции. Так, растерянность на моём лице сменилась лёгким довольством, а хромающая походка приобрела черты поистине королевского достоинства - пожалуй, так измерял шагами босфорские набережные властолюбивый Абдулхамид 2. Я самодовольно расправлял плечи, окидывая окрестности полными злобы и алчности глазами, однако осознание собственной неправоты тяготило меня с каждой минутою, и я, ведомый всё же тем непостижимым чувством, направился к одинокому утёсу чуть поодаль от города, в глубинах которого скрывалась та злополучная пещера.
Я также знал, что Ноеминь, будучи воином, непременно должна была бы ожидать меня в единственном пункте, обоюдно нам известном. Вероятно, мне следовало и вовсе задаться вопросом о том, жива ли моя сестра, но я, постаравшись воспроизвести модель поведения тирана - одной из версий самого себя, - быстро убедился в положительности ответа. Ибо серафим недостойна смерти в любом её проявлении. В этом мире смерть - привилегия избранных, а ангел скорее служит неким подобием красиво украшенной пёстрыми перьями приманки, нежели бездыханным телом, призванным молчаливо покоиться под сенью тенистых кладбищенских аллей.
- Ноеминь! - Поднявшись на возвышенность и завидев невдалеке знакомый стан, я, превозмогая ноющую боль в колене - вероятно, одно из проклятий этого мира, - проковылял к сестре. - Всё ли в порядке с тобою? - Пристально вглядывался я в её обеспокоенное лицо, пытаясь углядеть в этих ясных голубых глазах хоть какой-то намёк на опасность, однако прежде строгие глаза были безжизненны и будто бы понуры - молча предупреждали они меня о чём-то, что надвигалось грозно, неотступно, подобно деснице карателя, вихрем опускавшейся на спящий город.
И я обернулся. И увидел я воплощение, бесконечную мглу, одетую в ризы порока, которое оно носило на плечах подобно королевской мантии. Невольно встал я перед своей сестрою, стремясь оградить её от... себя?
- Стой! - В руках моих, словно предупреждение о неизбежном, сверкнул ангельский клинок. Я был удивлён, растерян, озадачен, - словом, переживал некое подобие давящей тревоги, что змеёю закрадывалась в мою сущность и слоящимися кольцами обвивала моё естество. Что сказать мне ему? Как сказать? Прислушается ли он к словам моим? Не придумав иного подхода, я решил вести с ним беседу так, как повёл бы её с самим собою. - Головы, творящие бесправие, однажды отрубят 3. Позволь нам уйти и мы забудем об этой встрече.

- Уйти? - Мудрейший вальяжно огибает и Азраила, и стоящую за ним Наоми, выходит на самую высокую точку холма и демонстративно опирается о покрытую тёмным лаком трость с богато украшенным резным набалдашником. Губы его ненавязчиво трогает та самая лукавая улыбка, которой до жгучей дрожи боятся обитатели этой стороны мира. Улыбка та означает лишь одно: слово Его - закон, и пресечь сей закон не праве ни живой, ни мёртвый. Коль уж младший брат изволил явиться по Его зову - явиться и с небезызвестным кольцом во внутреннем кармане, и с ворохом страхов, которые не позволяют ему стать тем, чем является Он, - то стоит продолжить свою игру. Какой толк от театральной постановки, если её не лицезреет зритель? Усилия потрачены напрасно, и в зале никогда не прозвучит консонанс аплодисментов, одобряющий превосходную актёрскую игру. Пусть же он будет зрителем. Пусть рукоплещет самому себе. О это, несомненно, придётся ему по душе. - Велишь скрыться бедствию?4 Взываешь к тайным ушам, подслушивающим совесть? Обвиняешь меня в бесконечной и абсолютной лжи? Брось. Ты сам ничуть не лучше. Знает ли сестра наша то, о чём ты молчишь? Или не рассказал ей ты о старой блуднице мира?

Сноски

1) Saeculum obscurum - Тёмное Время или Dark Ages. Короче, раннее средневековье, когда за подобные тексты смело могли отправить на костёр или чего хуже - отлучить от церкви.
2) Абдулхамид II - султан Османской империи и 99-й халиф, правил в 1876—1909 годах. Пытался установить режим единоличной власти и сохранить территориальную целостность империи, опираясь на идеологию панисламизма. Стремительно слабеющая и распадающаяся Османская империя при нём окончательно превратилась в полуколонию европейских держав.
3) Цитата из стихотворения Тевфика Фикрета "Голова Верблюда".
4) Здесь и далее по тексту - игра слов, взятая из того же Фикрета, но другого произведения ("Туман").

+1

19

Гордость, обедающая с тщеславием, получает на ужин презрение.
© Бенджамин Франклин.

Ничего нет приятнее, как оборвать с вороны павлинье перья и доказать ей, что она принадлежит к той породе, которую вздумала презирать.
© В. Белинский.

Наоми торопилась, рассчитывая добраться засветло до пещеры. С отвращением смотрела она по сторонам, замечая разруху и запустение. По краю дороги, больше напоминавшей широкую выровненную колею, застыли обветшалые одноэтажные дома. Обшарпанные, с трещинами на стенах, окруженные покосившимися заборами и хлипкими деревянными воротами, а их окна были грязными, мутными и потрескавшимися. Здесь, на окраине города, дышать становилось легче, воздух был чище, но чувствовались дым и гарь. Стоки по обочинам источали неприятный запах нечистот. Застоялая вода в канавах покрылась пленкой из плесени, источая въедливую гнилостную вонь. Смрад витал в воздухе, оседал на одежду, путался в волосах, впитывался в кожу.
Серафим ускорилась, чтобы быстрее покинуть город. Каждый шаг с чавком вязнул в густой грязи, повсюду лежавшей на пути. Из-под ног поднимался веер брызг, оседавших на брюках и обуви. Некогда безукоризненно чистый серый костюм покрылся бурыми пятнами, и уже не выглядел так опрятно, как раньше.  Этот мир разительно отличался от того, к которому она привыкла. Порядок во всем и всегда, будь то одежда, рабочее место или мир вокруг – то, к чему стремились ангелы. Грязь, заброшенные обшарпанные дома, изъезженная разбитая дорога – то, что серафим видит сейчас.
Наоми избегала больших скоплений людей, из которых то и дело доносились звуки борьбы, крики, брань, чьи-то стоны; они ее не останавливали. Ангел не могла тратить свое время на всевозможные потасовки с местным населением и пробираться по малознакомому городу в сумерках. В паре метров от нее мелькнула форма местной полиции, и серафим свернула за угол, скрывшись за бараком, чтобы не столкнуться с полицейскими нос к носу, что точно привело бы к конфликту и напрасной трате времени. Жандармы остановились на расстоянии пары-тройки шагов от Наоми, некоторое время постояли возле стихийно вспыхнувшей драки, а после ушли, так ничего и не сделав. Поведение обеих сторон показалось Наоми странным: толпа не рассеялась, а только лишь расступилась перед так называемыми охранниками правопорядка, а те в свою очередь не нашли ничего предосудительного в том что один гражданский забивает до смерти другого. Такое могло случиться лишь в том случае, если они не следили за порядком, а были всего лишь сбродом, с помощью которого этот хаос вокруг удерживался под контролем тем, кто его и взрастил. Это был Азраил, который не стал следовать правилам ангелов – не сплотил выживших, не навёл порядок, как бы это сделала сама Наоми, а дождался, пока равные ему по силам перебьют друг друга, и возглавил эту вакханалию. Он не боролся с хаосом, он управлял им, хотя, по мнению ангела, это невозможно. Этот мир вовсе и не мир, а жалкие остатки того, что создал Бог. Ужасная эпитафия всем трудам праведным.
Серафим покинула город. Она пыталась понять, куда же их занесло ожерелье-артефакт, что находился в пещере. Этот мир являл собой хаос, бурлящий котел, давление и температура в котором контролировалась одним нечеловеком, архангелом – Азраилом. Наоми видела здесь то, что невозможно в ее мире: ангелы, демоны и прочие существа выживают рядом друг с другом, вынужденные отвергнуть привычный порядок. Ангельское радио молчало на протяжении всего этого времени. Для серафима это означало одно – на Небесах ангелов не осталось. Все они здесь, ведут себя как третьесортные демоны, подобострастно кланяясь Азраилу, и служат ему. Чем он принудил их к такому? Они, никогда не сдававшиеся без боя, потеряли свою гордость и честь небесных воинов, которые умирают, но не сдаются. Это отступники, пренебрегшие долгом ради выживания. Значит, Небеса не справились, дух ее крылатых братьев пал, а руки опустились. Почему? Ответ был очевиден – главная битва, к которой они столько тщательно готовились долгое время, была проиграна, и Люцифер победил.
Миром сиим правит не Денница, а Азраил. Такое возможно только если Сатана мертв. Кто же убил его? Сколько жизней было принесено в жертву на алтарь этой победы? Судя по тому, что она видит вокруг, слишком много. Слишком много, чтобы противостоять полчищам демонов, которые хлынули из ада, превратив мир в арену для своих расправ и интриг. А ангелы, которые хотели спастись, эти трусы, предатели, вот где они теперь – пируют на костях своих братьев, возятся, как черви, в грязи и помоях. Этот мир не знает чести. Он знает только право сильного решать судьбу слабого. Получается что,  они  с Азраилом попали в альтернативный мир, в котором после битвы Михаила с Люцифером история пошла по другому пути.
Поднявшись на холм, Наоми последний раз оглядела темный, затянутый дымом муравейник из людей, ангелов, демонов и прочих монстров. В этом плохо управляемом хаосе есть только одна персона, которая все контролирует и не дает миру подняться, обрести четкие границы, стать организованным. Ангел видела немало вспыхивающих очагов недовольства, которые рано или поздно должны были привести к восстанию. Она не сомневалась, что нашлись бы те ангелы, которые могли объединиться и повести общество по правильному пути к выживанию, но Азраил  «стер границу между злом и добром», смешал белое и черное в липкую серую массу. Он не давал этим лидерам появиться, решив, что может управлять судьбами людей. Он возомнил себя Богом.
Подумав о «господине этого мира», ангел вспомнила Азраила, с которым она попала сюда. Его не было уже слишком долго, а так как именно он коснулся ожерелья, то возможно, только его прикосновение сможет вернуть их назад, вот в чём суть. Серафим подошла к пещере и выжидающе замерла. Она вслушивалась в тишину, чтобы услышать случайный скрип подошв по земле, неосторожно громкое дыхание, но там было подозрительно тихо, что не внушало доверия. Азраила этого мира давно не было видно. Он мог устроить им ловушку в пещере, чтобы оставить их тут навсегда, но у Наоми были свои мысли по этому поводу.
Серафим услышала чьи-то шаги и резко оглянулась, перехватив ангельский клинок поудобнее. Она повернулась, и только увидев перед собой прихрамывающего архангела, опустила оружие. Азраил выглядел потрёпанным и помятым. Видимо путь обратно дался ему с большим трудом, что весьма положительно, по мнению Наоми, отразилось на его настроении. Самоуверенный вид вершителя судеб сменило стыдливое выражение лица. Серафим заметила это, но промолчала, чтобы не начинать очередной бессмысленный разговор.
-  Всё ли в порядке с тобою? - услышав беспокойство в его голосе, Наоми убрала клинок, стараясь выглядеть как можно более спокойно, и не выдать своих намерений.
Но она не успела ответить. Явился Азраил этой действительности. Хорошо, что он пришел, так как сейчас можно было раз и навсегда избавить эту вселенную от главной проблемы, мешающей ей развиваться. Пока два архангела состязались в красноречии, выражаясь один другого туманнее, Наоми рассчитывала, как осуществить задуманное. Она не собиралась отсюда уходить, не решив проблему здесь, тем самым лишив эту реальность надежды на будущее.
Всё отчётливей становилась мысль, что не такие уж и разные эти два Азраила. Просто один ещё в начале пути, а другой уже в конце. Не на это ли намекал здешний Азраил, когда говорил «мы»? Наоми с сожалением посмотрела на своего Азраила, и медленно перевела взгляд на «господина». На его губах змеилась довольная ухмылка. Он любовался собой и красовался перед ними. Увы, этот спектакль закончится очень скоро.
- Мы никуда не уйдем! – серафим прервала это затянувшееся словоблудие. Она указала Азраилу своего мира на здешнего Архангела Смерти. – Как хватает у тебя духу просить его отпустить нас? Ты думаешь, твои красивые слова могут убедить его в чём-то? Это он виноват в том, что здесь происходит. Он не дает миру подняться, уничтожая все ростки разума и порядка, что пытаются взойти на пепелище. Он держит мир на грани, наслаждаясь его агонией. Только из-за него этот мир погрузился в хаос. Мы не можем уйти и оставить его в живых. Он был сыном божьим, но предал всё, что было свято для нас. Убей его! - Наоми бросила на архангела полный решимости и гнева взгляд.

Отредактировано Naomi (21.08.15 19:58:25)

+1

20

Не рассказал ли я ей о старой блуднице мира?
Тиран знал всё. Я видел это в надменном взгляде его налитых кровью глаз да в недоброй улыбке, скользнувшей к уголкам его губ. Он ведал о моём прошлом, и болезненное чувство проснулось где-то в глубинах моей сущности. Я не мог осязать его, как не может напоить фариса давным-давно засохший и засыпанный землёю колодец, однако чувство это - грузное, тяжёлое, - неотступно витало рядом, напоминая собою не прегрешения прошлого, но зловещий рок, нависший над моей судьбою. Было ли то страхом? Опасением за сокровенное, запретное, за деяния, которые скрывал я от братьев и сестёр своих, ибо были противны они белоснежному ангельскому естеству? Желанием остаться, как и прежде, отстранённым и недоступным пламенному взору серафимов? Могли ли они осуждать меня за уже свершённое, могли ли взвести на эшафот, не принимая моих мотивов?
О, они могли. Я же, как и прочие обречённые, имел право согласиться или пасть.
И тиран являл собою образец моего неповиновения.
Старая блудница мира. Изволь Тевфик-бей истолковать своё произведение, то сказал бы, что та самая старая вдова, пригревшая на своей груди сотню мужей - бывшая империя, Византия, а ныне - блистательный Стамбул. Но не о Стамбуле говорил тиран. Говорил он о женщине, - а можно ли назвать "женщиною" одинокое, обозлённое на весь мир чудовище? - распутной девке, что с холодной гордостью бередила мои старые раны, раз за разом наступая на них и упиваясь силою своего могущества, которое, к слову, было ничем иным, как моим дозволением. Союз с нею привнёс в моё владение кольцо Смерти, но сожалел ли я об этом? Нет. Ибо в моих руках умирание обретало смысл гораздо более сакральный, нежели уродливое погибание плоти, оно становилось возвышенным, одухотворённым, благом или наказанием, отпущенным смертной душе за срок её земной жизни.
Memento mori.
Поэзия чужда Ноеминь точно так же, как и Ноеминь - поэзии. Моя сестра была слепа в своей недальновидности, предвзята в суждениях и беспощадна в гневе. Она, как и любой подобный ей, имела крайне неприятное свойство придерживаться принятых решений, надиктованных ей уставом мироздания, и решения эти зачастую отличались крайней импульсивностью и кардинальностью принимаемых мер. Вариации и возможности ускользали от её взора, их словно не существовало, словно они находились в какой-то параллельной реальности, которая всецело отвергалась серафимом. Сейчас, стоя за мною и злобно дыша мне в спину, Ноеминь требовала одного - убийства.
Но даже убийство как благо - дело весьма щекотливое. Оно будет полезным, коль наносящий смертельный удар вынесет из сего поступка что-то для себя, какую-то одному ему доступную истину, которую он сумеет облачить в призрачную оболочку собственного сознания, продёрнутую багрянцем тёплой крови, ибо важно помнить о смерти даже тогда, когда смерть - это ты; однако ж, если удар нанесён импульсивно, бессмысленно, то и само убийство приобретёт оттенок безобразной пошлости, вульгарного поступка во имя гордыни, тщеславия, чести - словом, эмоционального порыва, который впоследствии принесёт скорее сожаление, нежели довольство.
Право согласиться или право пасть.
И рука моя не дрогнет.
Шагнув вперёд, я занёс клинок, до самой рукоятки вонзая его в чернеющее сердце тирана. Тот, вопреки моим ожиданиям, не увернулся, не попытался скрыться, скорее наоборот - принял мой жест как нечто должное, как событие, ознаменовывавшее собою не столько конец его эпохи, сколько начало нового для меня пути. Было что-то зловещее в его угасавшем взгляде, в на мгновение дрогнувших чертах его лица, в которых читалось неприкрытое удовлетворение, как если бы сделал я то, что требовал от меня он, а не Ноеминь, в алой крови, сочившейся из раны и обволакивавшей мои руки, да и в целом, во всём этом моменте, смысл которого, казалось бы, был доступен только нам двоим.
И в ту секунду, в мимолётном отрезке времени между жизнью и смертью, когда финальный вздох уже проносится над бездной, он - властитель этого мира, - прильнул к моему уху и едва слышно прошептал слова, оказавшиеся фатальным доказательством моих страхов. Ибо я - это он. Чуть более податливый, более меланхоличный, более боязливый. Но разница между нами крылась не в разнице взглядов, ибо тиран, разрушая привычную ангельскую систему, демонстрировал то же, что и я - негласное непринятие, а скорее в поступках, так или иначе приведших нас на вершину этого холма. Я не скроюсь от себя же. Погубленное прошлое, чьё тело я сбросил с утёса, навеки поселится во мне, и я моя задача - сохранить его, сберечь как памятный сувенир, как награду в дар за храбрость.
Обернувшись к своей сестре и отрывисто ей кивнув, я направился в сторону пещеры, дабы навсегда положить конец нашему безрадостному злоключению.

ЭПИЗОД ЗАВЕРШЁН

+2


Вы здесь » |Самая Сверхъестественная Ролевая Игра| » Countries & cities » 01.07.2009 Azrael & Naomi, Casablanca, MA


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно