image
Fesor
ГЛАВНЫЙ АДМИНИСТРАТОР

• Технические вопросы
• Открытие | закрытие тем игровых эпизодов
• Проставление личных званий, обновление тем внешностей и ролей
• Партнерство и пиар
• Удаление профилей
• Закон и порядок

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник
Meg
ТЕХНИЧЕСКИЙ АДМИНИСТРАТОР

• Технические вопросы
• Открытие | закрытие тем игровых эпизодов
• Проверка и прием анкет, открытие форума игрокам
• Дизайн форума и прочий контент
• Розыск пропавших игроков
• Участие ролевой в конкурсах, РПГ-топ

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник, ICQ - 200987614
tg - @kaz1967, VK
Eric
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО И РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОГО СЕГМЕНТА

• Проверка и прием анкет
• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов
• Гейм - мастеринг
• Праздничное настроение и поздравления
• Конкурсы и прочие развлечения

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник
Castiel
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО СЕГМЕНТА

• Консультирование игроков и гостей форума по матчасти
• Проверка и прием анкет
• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов
• Графическое оформление профилей по заказу

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник, VK
Morgan
МОДЕРАТОР ИГРОВОГО СЕГМЕНТА

• Консультация игроков по вопросам вверенных квестов

Связь:
гостевая, ЛС, вопросник

|Самая Сверхъестественная Ролевая Игра|

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » |Самая Сверхъестественная Ролевая Игра| » Alternative » Они написали убийство


Они написали убийство

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Время/место: 1874 год, Англия
Статус: аль-тер-на-ти-ва
Дополнительно: мы приглашаем всех желающих присоединиться к отгрышу. Отписывайтесь в данной теме, мы придумаем, кем может быть ваш персонаж.
***
Это самая таинственная из всех сверхъестественных историй. В дебрях Йоркшира судьба собрала вместе людей с виду приличных и весьма благопристойных. Загадочный хозяин замка пригласил их сюда не случайно. За душой у каждого из этих людей страшная тайна, которая может разрушить их уже сложившуюся благополучную жизнь. Но таинственный джентльмен так и не успевает воплотить свой план в жизнь, потому что утром его находят мёртвым, лежащим у подножья главной лестницы. Так кто же стоит за этим убийством? И какие скелеты обитают в шкафах наших героев?

http://s9.uploads.ru/sFdQ8.gifhttp://s9.uploads.ru/qbSse.gif
Родерик МакЛауд - один из самых известных людей Эдинбурга. Он уже больше двадцати лет является лучшим в военном судостроении Шотландии. Этот человек - обладатель идеальной репутации и строгих нравов. И всё же, несмотря на прекрасное настоящее, его прошлое может причинить ему и его семье большой вред.
Роль исполняет: Кроули


http://s9.uploads.ru/Meup3.gifhttp://s9.uploads.ru/Uhtly.gif
Майрет МакЛауд - супруга Родерика МакЛауда, прекрасная жена, светская львица, меценат и мать двоих замечательных детей (Логана и Анны). К счастью, в Эдинбурге мало кто знает, какую репутацию имела миссис МакЛауд во время своей учёбы в Лондоне. Её муж тоже.
Роль исполняет: Наоми

http://s9.uploads.ru/TOdRZ.gifhttp://s8.uploads.ru/6H0gB.gif
Бартоломью Д'Эрбервилль - лорд, второй сын барона Д'Эрбервилля, преуспевающий бизнесмен и инвестор, вдовец. Впрочем, рассказы о его характере куда интереснее для светских сплетников, чем его успехи в делах. Презираемый собственными родителями и обществом, он прослыл жестоким и грубым человеком, отвергающим всё, что не приносит ему выгоду. Но никто даже и не догадывается, какую страшную тайну хранит этот человек.
Роль исполняет: Бартоломью

http://25.media.tumblr.com/cc9b960ec60d48bd49b38e29100f98be/tumblr_mw2a6oiP4O1qby975o8_250.gifhttp://25.media.tumblr.com/92b4ac7b8d6d5c5ebb3abb5342818700/tumblr_mw2a6oiP4O1qby975o3_250.gif
Сафийе - турчанка, дочь одного из турецких адмиралов. Приехала в Англию в 15 лет и с тех пор не покидала Южного Йоркшира. Вся её жизнь - сплошная мистическая загадка. Кто она и кем ей приходится хозяин замка?
Роль исполняет: Кадеш Уотерхаус

http://24.media.tumblr.com/3057220891ea25d004dd92f71d422249/tumblr_mjubebxloI1rlr2dlo3_r1_250.gifhttp://31.media.tumblr.com/acfae5255ea3a53fff26591eacffcdf0/tumblr_mjubebxloI1rlr2dlo4_r1_250.gif
Джошуа Сандерс, 14 лет, слуга в поместье, в котором собрались все присутствующие. Впрочем... Только ли слуга? Про Джоша ходили слухи, будто бы он был внебрачным сыном хозяина. Хотя, с другой стороны, такие слухи ходят очень и очень часто. Может быть, здесь что-то иное? В любом случае, вызнать что-то у парнишки довольно затруднительно - когда речь заходит о чём-то подобном, он быстро замыкается в себе.
Роль исполняет: Кайл Сандерс

http://25.media.tumblr.com/acb69dc3f86a643e234b2ee963f4f23b/tumblr_n2lcxcCWfx1rn6ax3o7_r4_250.gifhttp://31.media.tumblr.com/d160aa871dbe021f9cf7fdce63f2bbd2/tumblr_n2lcxcCWfx1rn6ax3o8_r4_250.gif
Август Рэншоу - сорокавосьмилетний английский военный врач, волею судьбы оказавшийся в самой гуще событий. После того, как он отслужил в Индии, мужчина полностью посвятил себя врачебной практике и 20 лет путешествовал по странам Востока. Совсем недавно вернулся на родину, где устроился врачом в один из городков Южного Йоркшира.
Роль исполняет: Азраил

[NIC]The Most SPN[/NIC] [STA]admin[/STA] [AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0004/e5/0c/2-1617553282.jpg[/AVA]

+4

2

С вечера небо над Фицхоллом и многими милями вокруг затянулось тёмно-серыми тучами. Запад ещё горел золотом заходящего солнца, вокруг которого не было и облачка, а с востока уже надвигалась чернота, и мощный ветер гнул кроны вековых дубов. Ненастье медленно, будто сытая ящерица, ползло на чёрно-фиолетовом брюхе всё ближе и ближе к поместью. Гигантская рептилия двигалась вслед за солнцем, желая если не проглотить его, то отхватить от раскрасневшегося диска хотя бы кусок. Светило изо всех сил, размазывая по небосводу кровь, сопротивлялось тьме, но свинцовое чудовище настигло его, накрыв собой всё до самого горизонта. Часы не пробили и восьми вечера, как солнце, помелькав в прорезях туч, скрылось в огромной мрачной пасти. До самого горизонта, куда ни посмотри, беспросветно лежали кучево-дождевые облака, тяжёлые, налитые влагой и обречённостью, мрачные, зловеще печальные. На километры вокруг воцарилась тишина. Лес вокруг Фицхолла замер в ожидании бури. Воздух, прижатый к земле тучами, сжался, превратившись в кисель, наполнился остро-свежими предгрозовыми запахами, влажной духотой и  вечерней прохладой. Он тяжёлыми волнами вливался в окна особняка, поднимая лёгкие занавески и  захлопывая двери. На многие мили вокруг стояла такая тишина, будто всё живое вымерло разом. Где-то в глубинах туч гневно сверкали длинные ветвистые молнии, что-то грозно рокотало то с одной стороны, то с другой, но за несколько часов на землю и капли воды не упало. Обитатели Фицхолла легли спать разочарованными.
Сафийе проснулась от шума. Она подняла голову от тёплой подушки и глянула в окно. Ничего не увидев, кроме исступленно качающейся ветки дуба, хлещущей по стеклу, девушка потянулась и уселась с постели. Плечи и грудь, до этого укрытые тёплым одеялом, обдало холодным воздухом, просачивающимся из приоткрытой балконной двери. Опустив ноги на пол, особа уставилась в своё любимое, сложенное из разноцветных стёкол, окно, по которому снаружи барабанили крупные частые капли дождя. Гроза началась около получаса назад и всё никак не могла успокоиться. Низвергаемые с пепельно-чёрных небес потоки воды грозной дробью стучали по крыше и окнам особняка, с шипением падали на гальку, которой была выложена подъездная дорожка, попадали в водосточные трубы и гудели внутри них. Сафийе посмотрела на часы, стоявшие в углу её спальной комнаты. Без пятнадцати три. Самое время совершить утренний намаз.
Окончив молитву, брюнетка переоделась ночную рубашку, набросила на плечи халат и уселась напротив открытого балкона, позволяя свежему после дождя ветерку беспрепятственно вливаться в комнату, внося с собой мириады ночных ароматов. Вместе с бодрым чистым острым воздухом в спальню вошли ароматы ночных цветов, которые после небесной поливки раскрыли свои бутоны и с утроенной силой заблагоухали. Молодая женщина закрыла глаза, улыбнулась своим мыслям и  задремала. Проснулась она только когда гувернантка Молли вошла в спальню и начала заправлять постель. Девушка не стала будить хозяйку, стараясь передвигаться по комнате как можно тише, но  половицы то и дело предательски скрипели.
- Доброе утро, Молли, - Сафийе широко зевнула и поднялась с кресла.
- Доброе утро, мисс.
- Мистер Фицалан уже встал? – по лицу турчанки пробежала тень. Горничная, конечно, этого не заметила. Впрочем, это юное создание трудно было назвать наблюдательной особой. Молли была невысокой светловолосой девушкой 23х лет, с большими широко распахнутыми серыми глазами, которые выдавали в ней если не капушу, то большую мечтательницу. Ещё у Молли был остренький носик, усыпанный веснушками и маленький ротик, который открывался и закрывался исключительно по просьбе. Натура у неё была спокойная, к авантюрам не склонная, даже наоборот, гувернантка старалась всячески оградить себя от всего неприличного, поэтому старалась не отходить от своей хозяйки. К сожалению, писала и читала она крайне плохо, иностранных языков не знала, поэтому проводить досуг в её обществе для Сафийе было сродни наказанию. Хотя Молли и была медлительной, её крепкие руки и аккуратность были незаменимыми для нанимательницы. Турчанка то и дело ловила себя на мысли, что спустя столько лет проживания в Англии, она разучилась одеваться и причёсываться без помощи.
- Мисс, он поднялся ранним утром и уехал на охоту, - сообщила Молли.
- Замечательно, - девушка села перед зеркалом и начала расчёсывать свои длинныё чёрные волосы. – Сходи на кухню и попроси подать завтрак в столовую только на одного.
Гувернантка скрылась за дверью, а Сафийе тяжко вздохнула и плюхнулась на кровать, закрыв лицо руками. Фицалан оставил её одну до вечера, спихнув на девичьи плечи обязанность встречать гостей. Совсем недавно он объявил всем домочадцам, что вскоре в Фицхолл прибудут важные гости. Видимо, они имели значения для кого угодно, только не для самого хозяина дома.  Впрочем, кого это удивляет?
Сэмюэль Фицалан слыл человеком экстравагантным не только из-за своего образа жизни (а жил он на широкую ногу, но практически затворником), но и из-за всяческого пренебрежения правилами приличия в обществе. В гости его приглашали исключительно из уважения к уже умершим родителям, но в беседах джентльмены не уставали намекать, что если бы Фицалан не был крупнейшим землевладельцем в округе, его бы не пускали даже на порог церкви. Впрочем, самого Сэмюэля это нисколько не волновало. Дорога к его дому периодически приводилась в порядок немногими слугами, что остались на службе, но по ней ездили крайне редко. Особняк же представлял собой образец викторианской архитектуры, дополненный неуместными деталями. Подле дома рос огромный дуб, ветки которого закрывали правое крыло постройки от фундамента до крыши. И это было скорее достоинством архитектурного ансамбля Фицхолла, чем недостатком. Потому что дом, несмотря на всю свою импозантность, выглядел достаточно старым, фасад его давным-давно выцвел и потемнел. Стоит отметить, что Фицхолл находился в кольце лесного массива, разросшегося на пару-тройку миль вокруг. Единственным цивилизованным путём сообщения поместья с остальным миром была дорога и мост через полноводную глубокую реку. Что тут сказать, предки Сэмюэля любили уединение и безопасность.
С самого утра дом готовился к приёму гостей. Слуг, коих было не так уж и много, встали раньше, чем обычно – им предстояло привести особняк в порядок. На кухне вовсю шла работа. Хозяин умчался на охоту даже не позавтракав, обещав только привезти дичь для ужина. Конечно, прекрасный стрелок и выносливый наездник, мистер Фицалан своё обещание сдержит непременно, но приезжие наверняка будут голодны с дороги, и стол так или иначе придётся накрыть хотя бы для чая. А к чаю волей-неволей нужно подать что-то съестное.
Сафийе вышла к завтраку в новом платье из бежевого шёлка с полукруглыми чёрными лацканами. Волосы её были завиты и уложены по последней моде в высокую причёску, украшенную бежевой – под цвет платья – кружевной лентой. Украшения девушка не носила, по крайней мере, с дневными туалетами. Что не мешало ей в свои 28 лет выглядеть весьма свежо и привлекательно.
На завтрак подали копчёную мокрель с анчоусами, омлет и баранину, оставшуюся со вчерашнего ужина. Турчанка, однако, ограничилась грушей и чаем. Аппетит её был испорчен неожиданным одиночеством за столом, неспокойной ночью и предстоящим приездом кучи незнакомых людей. Как мистер Фицалан будет выкручиваться, если ему зададут вполне логичный вопрос – кто эта молодая женщина? И кем она вам приходится? Не то чтобы Сафийе особо волновала её репутация в английском обществе, это слово вообще никак ей не подходит. Однако, судьба готовит девушке испытание в виде ханжеских замечаний и шепотков за спиной, и турчанке очень хотелось, чтобы всё прошло как можно безболезненней. Причины этого неожиданного всплеска гостеприимства у хозяина дома были непонятными, оттого и пугающими. Непредсказуемость Фицалана постоянно держала её в напряжении. Теперь он уехал, оставив девушку на растерзание гостям, среди которых будут дамы. Почему? Знает один Бог. И только Аллах мог отвести от этого дома всякую беду. О милости и молилась Сафийе, слушая затихающий шум ночного ливня.
После завтрака девушка уединилась в кабинете мистера Фицалана, дабы провести последние спокойные минуты за чтением газет. Это отвлекало её от паршивых мыслей и немного развлекало. Когда гости будут подъезжать к особняку, кто-нибудь из слуг предупредит её, и Сафийе встретит их во всеоружии. Чего бы ни добивался Сэмюэль Фицалан, его «воспитанница» собиралась оставаться в стороне.

ОФФ

Платье
Если будут очепятки, извиняйте, я потом исправлю их)

Отредактировано Kadesh Waterhouse (26.03.14 05:27:43)

+5

3

внешний вид

Экипаж неспешно продвигается вглубь леса, покрывая последнюю милю долгого пути. Дорога несколько побита, - это прекрасно чувствуется по глухому стуку, изредка раздающемуся от удара колёс о гальку или высохшие сучья, - но вполне ровна и сносна для столь отдаленной местности. Змеевидные ветви многочисленных буков и лип сплетаются где-то в паре футов от земли, образуя своеобразную анфиладу, торжественно указывающую на верное направление. Едва уловимая тяжесть витает в воздухе: то дают о себе знать последствия прошедшей ночью грозы, - пахнет чем-то свежим, колким, и запах этот перемешивается с лёгкой терпкостью испившей влаги земли. Несмотря на то, что утро уже давно вступило в свои права, дневной свет кажется бледным, словно приглушённым: солнце, как бы оно не старалось, не может пробиться сквозь могучие кроны, навеки соединившиеся в непоколебимом союзе. Умиротворённый лес строго хранит свои тайны, словно молчаливый страж столетий, погружённый в одному ему известную думу, сотканную из полумрака и призрачных видений утреннего тумана. Идеальную тишину, царящую здесь, порой нарушает лишь лёгкий взмах крыльев какой-нибудь встревоженной птицы да свист хлыста уставшего от медлительности лошадей кучера.

Приглашение навестить Южный Йоркшир было получено около недели назад. Письмо, помимо дат и адреса содержавшее в себе наилучшие пожелания в адрес достопочтенного семейства, принадлежало перу довольно-таки известного в своих кругах господина. Будучи людьми светскими, супруги МакЛауд сочли невежливым отказывать м-ру Фицалану в подобной любезности. Званые обеды как неотъемлемая часть жизни любого уважающего себя семейства, считались способом завести полезные знакомства, представить другим свои исключительные достижения, таланты и прочее, и прочее. Сии мероприятия, хоть и не являлись обязательными для посещения, но были той нормой, которой неукоснительно придерживались леди и джентльмены того времени. Отказ от такого рода визитов приравнивался к  верному признаку дурного тона, более чем непозволительного для представителей высшего общества. Естественно, МакЛауды, - Родерик, владелец судостроительных верфей и Майрет, меценатка, мать двоих замечательных детей, - не могли себе этого позволить. Собрав всё необходимое для путешествия, предупредив слуг о возможном долгом отсутствии и написав детям полные родительской любви письма, они отправились в путь.
Вряд ли м-р МакЛауд мог похвастаться тем, что часто выезжал за пределы Эдинбурга. Конечно, по делам ему приходилось посещать и Лондон, и Глазго, и окрестные поместья своих многочисленных коллег, но зачастую он предпочитал путешествиям тепло и уют домашнего очага. Стены родного дома, окутанные нежной заботой его прекрасной супруги, казались ему во сто крат милей холодных ночей в экипажах. Обзаведясь собственной семьёй, мужчина понял всю прелесть поздних ужинов в компании близких людей: длинные язычки пламени играли в камине, отбрасывая на стены причудливые тени и заставляя сухие дрова трещать, словно сверчки в летнюю ночь, на столе искрилось лучшее красное вино, аппетитно лежали закуски, десерты, а дети, так кстати собравшиеся в отчем доме, рассказывали родителям о своих успехах.
Семья была его гордостью, своеобразным алмазом, тщательно огранённым умелыми руками мастера. Сам он рос без отца, но его достопочтенная матушка Дженнетт сумела дать сыну достойное образование и вырастить его хорошим человеком. Сызмальства осознав ценность труда, м-р МакЛауд к двадцати семи годам стал обладателем приличного состояния, основывавшегося на военном судостроении. И именно в те годы произошло событие, изменившее мужчину в лучшую сторону, сделавшим его таким, каким он является на данный момент. Он встретил прекрасную мисс Сноу - будущую миссис МакЛауд, - давнюю знакомую детства, как раз к тому времени вернувшуюся из Лондона. В свои двадцать три она была воистину прекрасна: с золотистыми кудрями, шёлковым каскадом ниспадавшими на её плечи, идеальной осанкой, блестящими глазами цвета майского неба и безупречными манерами она стала примерной женой и добросовестной хозяйкой.
Любовь изменила м-ра МакЛауда, она спасла его душу от мук, в гиблую топь которых его тянула тяжесть деяний прошлого. "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий", говорилось в послании к Коринфянам. Благодатным пожаром разгорелась любовь в его сердце, научив его пониманию, смирению и принятию, заполнив пустоту внутри него благом веры. То, что произошло когда-то, конечно же, оставалось на его совести, но отныне по соседству с дремучим лесом сожалений расцвёл благодатный сад. В саду этом, подобно прекрасным птицам, ютились забота и сострадание, и они вели его к добру, призывая к умению признавать свои ошибки. И, конечно же, с любовью и пониманием воспитывал он своих детей, наказывая помогать ближним и чтить Слово Божье. Словом, жизнь его, поначалу казавшаяся до безумия тяжкой и горькой, как каштановый мёд, теперь приобрела более светлые оттенки.

Лес постепенно редеет: дубы и липы уступают место мелким кустарникам, по сравнению с ними кажущимися низкорослыми карликами, а сквозь молочно-белый туман проступают лучи июльского солнца. После долгой поездки под плотно сомкнутыми кронами глаза пассажиров экипажа слепит этот яркий источник света, и на какой-то все они невольно смыкают веки. Спустя пару минут м-р МакЛауд заинтересованно одёргивает шторку и смотрит в окно: экипаж въезжает на массивный мост, крепления которого лишь чуть поскрипывают от накатившей тяжести. Под мостом течёт река, удивительно полноводная для скудной на источники пресной воды Англии, а сама же она [река] замысловатым зигзагом образовывает что-то вроде полуострова, на котором стоит Фицхолл. Ещё мгновенье, и вот карета останавливается у самого подъезда к особняку. Кучер сходит с облучка, учтиво открывает дверь для того, чтобы м-р МакЛауд первым покинул экипаж. Сойдя за землю и взяв трость в левую руку, правую мужчина протягивает своей супруге, помогая той аккуратно спуститься к нему.

P.S

будет логично, если за мной отпишется Наоми

+5

4

Добрая жена — счастливая доля... С нею у богатого и бедного — сердце довольное и лице во всякое время весёлое.(с.)

Легкий солнечный луч проскользнул через тяжелые складки портьер и с интересом запрыгал по комнате. Отразившись в зеркале и весело попрыгав по комоду и туалетному столику, прошмыгнул  на балдахин. Запутавшись в складках ткани, солнечный луч пропадал и вновь появлялся, пока не опустился  вниз на бархатную ткань покрывала. Уже оттуда, крадучись, он на цыпочках прошелся по лицу спящей женщины и прыгнул на нос. Майрет чихнула, открывая глаза. Потянувшись, женщина тихо охнула. Мигрень – такая болезнь, которая всегда начинается не вовремя. Глаза резал резкий свет, пробивающийся из-за тяжелых занавесок, а в висках стучали молоточки, усиливающиеся при резком движении. Им ведь еще сегодня предстояла поездка в Южный Йоркшир, куда их пригласил мистер Фицалан. Майрет не знала этого джентльмена, но отказываться от данного приглашения было бы верхом неприличия.
Превозмогая головную боль, женщина поднялась, поправляя выбившиеся из под чепчика волосы. Повернувшись, она посмотрела на спящего мужа и, убедившись, что не разбудила, тихо поднялась. Ворс мягкого ковра заглушал ее шаги, и Майрет тихо выскользнула из комнаты. Они оставляли дом на несколько дней, а значит, до отъезда нужно дать распоряжение слугам и проследить, чтобы они все запомнили. Дом оживал, наполняясь звуками, шумом и топотом ног. К тому времени, как Родерик проснулся, Майрет уже раздала указания и проследила за тем, чтобы подали завтрак. Им предстояло долгая поездка, и будет очень хорошо, если они подойдут к подготовке со всей серьезностью. Закончив все дела и дождавшись, пока муж напишет их детям письма, супруги отправились в путь.
Карета мерно покачивалась, навевая сон, и, если бы не головная боль, Майрет бы уснула. Она вообще плохо спала на протяжении всей поездки. Мигрень, не собиралась отпускать женщину, напоминая о себе и резью в глазах при ярком свете, и все теми же молоточками в висках. Но женщина, как истинная леди, не жаловалась и держала себя так, точно у нее все хорошо. А так как уснуть надолго не получилась, женщина уходила в мысли, думая о всякого рода мелочах. Мысли о доме, о детях, медленно сменялись смутными очертаниями прошлого. Учеба в Лондоне давалась ей легко, хоть Майрет и приходилось сдерживать природное любопытство и интерес к наукам. Она знала и старалась следовать правилам, поэтому вела себя как истинная леди, изучая только то, что нужно. По окончанию, она вернулась домой, где повстречалась с Родериком.
Говорят, время меняет людей. Майрет не знала, правда это или нет. Она знала МакКлауда давно, но только по возвращению из Лондона обратила на него внимание. Уже состоявшийся мужчина, который получал от жизни желаемое и твердо стоял на ногах. Он был хорошей партией, к тому же, во время их общения, женщина поняла, что испытывает к нему привязанность. Брак между ними не стал неожиданностью для светского сообщества. Замужество привнесло в их отношения что-то новое, упрочнив их. Майрет занялась обустройством домашнего очага, бросив все свои силы на это. И, если в начале их брака это было больше похоже на попытки соответствовать требованиям, которые предъявляло к ней общество, то в дальнейшем она делала это уже от собственного желания. Родерик порой приходил домой уставшим и вымотавшимся. В такие моменты она старалась не тревожить супруга, понимая его и признавая его право побыть в одиночестве.
Но более всего женщина любила тихие вечера в кругу семьи, когда все собирались возле камина. Яркий отблеск горящего огня отражался на лицах сидящих людей. В комнате слышны были тихие разговоры, изредка прерываемые тишиной. Дети, приехавшие домой, делились своими успехами и достижениями, а Майрет сидела рядом с мужем, вложив в его руку свою маленькую ладонь. Она видела счастье детей, которые вернулись в отчий дом; видела и счастье мужа, который выглядел таким умиротворенным и спокойным в этот момент. Большего ей и не нужно было. Она хранила в памяти эти редкие, но такие дорогие ей вечера.
Свадьба с Родериком изменила и саму Майрет. Нельзя сказать, что изменения были кардинальными, но все же. Женщина комфортно себя чувствовала не только от выполнений обязанности жены, но и от того, что окружала мужем теплом, заботой и вниманием. В обществе на людях - холодная, чопорная и безэмоциональная леди, в семейном кругу Майрет проявляла больше эмоций, в тоже время, стараясь держаться правил поведения. Но бывали в ее жизни и такие дни, когда правильность становилась маниакальной. Женщина была инициативна, выделяя деньги на столовую для голодных детей бедняков, оказавшихся на улице или перечисляя их какому-нибудь фонду помощи. Просто в эти моменты прошлое напоминало о себе, тихо нашептывая на ушко холодным голосом – «Ты не такая идеальная, какой хочешь казаться. В твоей жизни были прегрешения, которые ты пытаешься скрыть ото всех. Но когда-нибудь наступит судный час и о них все узнают». Этого Майрет боялась больше всего, поэтому в такое время она точно старалась заглушить этот голос, загружая себя работой.
Карета плавно качнулась, останавливаясь. Майрет моргнула, отвлекаясь от раздумий. Надо же, как быстро пронеслось время: они уже успели приехать. Дождавшись, пока Родерик выйдет, женщина подала ему руку, и, совсем немного приподняв подол платья, так, чтобы на него не наступить, вышла из кареты. Она тут же оценивающе окинула взглядом здание замка, к которому они приехали. Не сказать, что ей он очень понравился, выглядел он довольно старо. Разглядеть все здание меша большой дуб, росший возле дома. Он был таким огромным, что ветками закрывал ту часть здания, возле которого стоял.

+4

5

Обычно Джошуа вставал не столь рано, как остальные слуги. Уж неизвестно почему - то ли из-за малого возраста, то ли из-за ещё чего - но господин Фицалан попустительствовал Джошу в разных пустяках. Слуги часто перешёптывались между собой о причинах такого отношения - то, что Джош в поместье не просто так, было понятно любому, кто здесь жил. Слугой он был... В обычные дни - скорее номинально. Порой создавалось впечатление, что Фицалану просто нужна была причина, чтобы объяснить наличие в доме этого мальчишки, скрыв что-то другое, гораздо более сокровенное, от посторонних глаз. Однако что именно нужно было скрывать - никто не знал. Внебрачным сыном господина Джоша окрестили уже давно, и, наверное, этой версии придерживалось бы большинство, если бы не одно обстоятельство: Джош появился тут всего пять лет назад, когда господин вернулся из совсем недолгой поездки в Эдинбург. Где именно он его откопал, почему взял с собой?.. Вопросы без ответов. Также даже самые ненаблюдательные из слуг давно сумели заметить, что периодически господин куда-то уходит и берёт с собой Джоша... И уж от такого "ухода" мальчику улизнуть не удалось ни разу.
Однако сегодня Джошу тоже лениться не пришлось. Господин удрал с утра пораньше, да к тому же экстренная ситуация - гости. Шутка ли... В поместье давно уже забыли, когда к ним в последний раз приезжало такое количество народу. И потому Джош добросовестно носился по дому, помогая наводить то тут, то там порядок.

ООС

Что ж я наделал, взяв слугу, мне ж теперь всю игру пахать.

+1

6

Я слышал столько клеветы в Ваш адрес, что у меня нет сомнений: Вы — прекрасный человек!
Оскар Уайлд

Ковер перед кабинетом отца был индийским, блекло-алым, испещренным круглыми витиеватыми орнаментами и изрядно потертым. Импорт шелка был прибыльным делом, инвестиции в Ост-Индскую компанию оправдывали себя в полной мере и обеспечивали доход в две с половиной тысячи фунтов стерлингов ежегодно только за ткани. Можно больше, но если прибавить дивиденты по акциям на импорт специй и чая, то в сумме выходило весьма и весьма солидно. Кто-то из предков Д'Эрбервиллей поднимал семью за счет чугунного завода на руднике в Кентербери, но отец посчитал, что дальше вкладываться в рискованное предприятие, которое по его мнению могло бы приносить больше, не имеет смысла и перепродал его нечистому на руку буржуа за бесценок. Аргументировал это тем якобы металлообработка в наши дни рискованное и неприбыльное дело, хотя по накладным спад производительности незначительный, нужна была всего лишь модернизация оборудования в одном из цехов. Безрассудный поступок. Пэрам обычно свойственна прагматичность, однако отец прикладывал все усилия, чтобы привести состояние Д'Эрбервиллей с их раскидистым пятивековым семейным древом в полнейший упадок. И почти преуспел в этом. Если бы не Бартоломью Д'Эрбервилль, младший сын барона Д'Эрбервилля из Бэйсуотэра, графство Сассэкс, наследственного пэра палаты лордов, великолепного отца, семьянина, расчетливого предпринимателя и прагматичного хозяина, который повелел положить шелковый ковер ручной работы в качестве половой тряпки перед собственным кабинетом. Бартоломью усилием воли подавил в себе раздражение, вспомнив, что именно этот ковер он заказывал у мистера Харберна, трижды в год курсирующего между Индией и Британией, одного из первых предпринимателей, которых он проспонсировал. Тогда он только начинал и был крайне осторожен с капиталом - этот невероятный на ощупь и отдающий экзотической роскошью ковер с цветочным узором казался ему тогда крайне ценным подарком, который он подарил отцу. Мужчина сосредоточенным взглядом рассматривал когда-то ярко-макового цвета текучую прохладную ткань, которая как вода проскальзывала сквозь пальцы, восстанавливал по памяти выцветшие и затертые завитки, напоминавшие поднимающиеся под лучами индийского солнца золотые вьюны, затоптанные скрипящими нагуталиненными ботинками неистребляемых британских аристократов. Британцы не французы, здешним снобам не страшна буржуазная революция, они как тараканы сумеют пережить любое потрясение. Массовых выступлений не намечалось, монархия в лице очередного Георга держалась крепко за свой трон и регалии, парламентарии и прочие лорды, заглядывавшие к отцу, были твердо уверены в своей неприкосновенности. Из-за дверей из красного дерева сейчас доносились обрывки разговора о несчастном Карле Первом и кромвельских временах - лорд Денвер, такая же древняя развалина, как и отец, парламентарий, тори и владелец дома терпимости в Манчестере под именем некого мистера Хэвенсби, с одиннадцати утра боролся со старческим маразмом в отцовском кабинете, пытаясь выстроить с коллегой мало-мальски вразумительную беседу. Отец делал тоже самое. Бартоломью приехал к ланчу, время шло к пяти, а отец до сих пор не мог его принять. Превосходно. Еще не хватало записаться на прием к собственному отцу, к которому и без того мужчина старался заглядывать как можно реже. Но телеграмма, доставленная вчера в Снодграсс, требовала его приезда безо всяких отлагательств, видимо, что-то важное. Бартоломью взглянул на карманные часы и нетерпеливо перевел взгляд на дверь. Что-то непохоже. Он сам отличался необыкновенной пунктуальностью и от людей требовал того же, дальнейшее ожидание было просто невыносимым. Этот разговор может продолжаться до глубокой ночи, вне всякого сомнения, отец в курсе, что младший сын уже который час дожидается аудиенции. Это злило. Отцу дела не было до его времени. Пошел к черту, старый ублюдок. Бартоломью рывком поднялся с места, подошел к двери, попутно расправив ковер ногами, и громко постучал. Костяшки пальцев мигом заныли. Ничего, зато теперь отец точно не отделается оправданием якобы не слышал. Да и лорд Д'Эрбервилль младший откровенно не собирался ждать, когда его пригласят, и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет.
Внутри было светло и просторно, но пыльно, затхло, неприятно пахло стариной и старостью. Отец редко выходил из кабинета - спал он исключительно на велюровой кушетке у стены, мол после мягких перин у него начинает ломить кости, ванную и ночной горшок ему приносили слуги прямо сюда. То ли старческая придурь, то ли в кабинете хранилось что-то ценное и он трясся за сохранность своего сокровища. В любом случае, горничная успевала здесь прибраться только во время отлучек старшего Д'Эрбервилля в парламент, но в последнее время он то и дело пропускал заседания по состоянию здоровья, так что уборка здесь стала совсем редкостью. Бартоломью на мгновенье поморщился - он был ярым поборником чистоты и не был намерен задерживаться в этом кабинете дольше чем на считанные минуты. Как только он узнает новость, спешно ретируется. Даже не заведет разговор о здоровье отца - по виду ему осталось недолго, по закону подлости он проживет как минимум до сотни лет. Сейчас ему было за семьдесят, Бартоломью не так давно исполнилось сорок один. Внешне ничего и близко похожего между отцом и его младшим сыном не наблюдалось. Бартоломью был без лишних приукрас хорош собой: высокого роста, светловолос, всегда в прекрасной форме и одет с иголочки, с прямым носом, осанкой и характером. Отец же был похож на облезлого хорька с маленькими когтистыми лапами, впавшими скулами, розоватой кожей и пурпурными увесистыми мешками на пол-лица, увенчанными крохотными хищными глазками.  Он как всегда врастал в свое кресло, на нем был тот же халат, что он носил, когда Бартоломью вернулся домой после окончания Оксфорда. Напротив него сидел едва помещающийся в кресло и собственный фрак лорд Денвер, давившийся свинячьим смехом в тот самый момент, когда Д'Эрбервилль-младший вошел в кабинет. Смех тотчас же умолк, стало слышно клацающее тиканье часов. Отец вцепился в сына раздраженным взглядом, Денвер поправил пенсне на носу, омерзительно щурясь и раздувая ноздри в попытках разобрать, кто  стоял в дверях.
- Герберт, ты ли это? - раздался его гнусавый голос с резким флером валлийского акцента. Бартоломью помрачнел, но так ничего и не ответил - благо, Денвер поправил себя сам.  - Бог ты мой, Бартоломью, я тебя и не признал сперва! Ты здесь настолько редкий гость, что я уже, хе-хе, запамятовал, как ты выглядишь. С Гербертом мы то и дело перекидываемся парой фраз, он обедает здесь каждый вторник и четверг, а я обыкновенно по вторникам и пятницам, как мило с его стороны...[/b]
- Доброго дня, лорд Денвер. Как нынче погода в Манчестере? - бесцеремонно прервал его лорд Д'Эрбервилль младший, одаривая его привычным прямым и холодным взглядом. Он редко моргал и смотрел неподвижно, заставляя собеседника чувствовать себя Доннером, застрявшим в снегах на перевале в Сьерра-Невада в ожидании неизвестного и притом неизбежного. Денверу стало не по себе, он забегал глазами по лицу Бартоломью, потом посмотрел на коллегу, будто ища в нем поддержки, потом очень неубедительно и нелепо рассмеялся.
- Манчестер... Почем мне знать, что там в Манчестере!.. Не сомневаюсь, что немногим лучше, чем в Лондоне, гм... Манчестер...
Его уши стали цвета вареного рака.
Отец тем временем счел нужным вступить в разговор.
- Я кажется сказал тебе ждать за дверью.
Его голос был скрипучим и царапающим слух, а пока он старательно артикулировал звуки, Бартоломью бросились в глаза два отсутствующих зуба и гнилые резцы. Отец никогда не заботился о своем здоровье, но отчего-то темные жнецы несправедливо спускали ему это с рук и позволяли вести свое существование (упаси Господь назвать это жизнью) дальше.
- Будет тебе, Грегори, молодые - они всегда нетерпеливы! - Денвер оперся на подлокотники, выталкивая свою тушу из кресла и поднимаясь на ноги.
- Он уже не молод, он был женат шестнадцать лет на весьма удачной партии.
"Которую навязал мне ты", - парировал Бартоломью, глядя на отца. Денвер принялся отшучиваться:
- Был? Ну, мой друг, как сейчас говорят остряки: быть свободным мужчиной - счастье, женатым - счастье вдвойне, разведенным - втройне! - он снова рассмеялся, но отец его в этом не поддержал. Он намеренно смотрел куда-то в сторону окна, якобы разглядывал стоящие у парадного входа экипажи, нервируя тем самым Бартоломью. Давай, выскажи все! Упрекни меня в том, что я недостаточно любил женщину, на которой ты заставил меня жениться! Обвини меня в том, что из-за меня она потеряла первого ребенка и в дальнейшем так и не смогла забеременеть! В очередной раз скажи, что это я виноват в том, что у тебя нет наследника! Давай, ну же! Не делай вид, что ты не хочешь меня видеть. Нет, ты хочешь. Тебе нужно на кого-то свалить вину за то, что ты никчемное дряхлое ничтожество. Ты сделал все возможное, чтобы при своем праве рождения скатить жизнь до этого кабинета с клубами пыли в лучах меркнущего на закате солнца и стоящим в воздухе невыносимым зловонием. Постарайся еще немного, ты недостаточно испортил мою жизнь, чтобы сделать меня таким же как ты! Тебе мало одной никчемной жизни, тебе стыдно за себя, но ты никогда это не признаешь. Ну же, не отворачивайся, посмотри мне в глаза! Ты думаешь, что я стану таким же как ты. Ты ненавидишь и презираешь меня за это. И при этом желаешь этого. Тебе мало того, что ты ничтожество. Ты хочешь сделать ничтожество из меня, по своему образу и подобию.
Бартоломью сжал руки в кулаки, но тут же расслабил их, отводя глаза от фигуры отца, который так и не удостоил его взглядом.
"Я никогда не стану таким как ты, сколько бы ты ни старался. Я лучше тебя. Я ценнее тебя. Я не ничтожество и не бесправная тварь, коей ты меня мнишь..."
- Он вдовец. Его жена уже год как в могиле, - произнес отец.
От его бесстрастного тона по коже Бартоломью пробежала волна колючих мурашек и самому лорду показалось, что его начинает знобить. Нет. Он не хотел, чтобы отец говорил об этом так спокойно. Это не та тема, о которой можно говорить тоном, каким сообщают о начавшемся дожде или ставках на лондонской бирже. Особенно тебе. Ты привел Эвелин в мой дом. Ты виноват в том, что она умерла. Это твоя вина, старый подонок, ты сломал мне жизнь, ты сломал и отнял ее жизнь!
- Чахотка, - кратко сообщил Бартоломью, заметно помрачнев. Денвер это тут же заметил, приложил пальцы ко рту, изобразив сочувствие.
- Ах да, как же я мог забыть! Мне очень жаль, очень жаль! Я же помню, что присылал открытку с соболезнованиями! Какая утрата, Бог ты мой, какая утрата!
"Ты даже не знаешь ее имени", - огрызнулся про себя Бартоломью, взглядом требуя, чтобы старый фарисей поскорее покинул кабинет. Тот, поняв, что рассыпаться в благодарностях Д'Эрбервилль младший не намерен, прочистил горло и протянул массивную руку с маленькими толстыми пальцами отцу.
- Премного рад был тебя видеть, Грегори, боюсь, я и впрямь засиделся - леди Стокворт ждет меня к чаю. До вторника, дорогой друг. Хорошего вам вечера, Бартоломью.
Денвер взял в руки котелок и заковылял к выходу, радушно кивнув на прощание Бартоломью, но ответа не дождался. Лорд ждал тет-а-тета и не хотел более отвлекаться.
Дверь за спиной хлопнула, и в кабинете остались трое: барон Д'Эрбервилль, его младший сын Бартоломью и их бесконечная  ненависть друг к другу.
На несколько минут в комнате повисла напряженная тишина. Слышно было лишь тиканье каминных часов.
- Ты мог хотя бы сегодня меня не позорить?
О, это персональное приветствие! Кабинет заполнился дымом - отец опустошил портсигар и зажег последнюю пухлую сигару из той партии, которую ему завезли из Йенсен энд Йенсен. Бартоломью лучше его самого знал, где он берет табак.
- Этот человек недостоин уважения, по крайней мере моего. Он даже не запоминает, кому он высылает карточки с соболезнованиями, потому что наверняка их пишет даже не он сам. Это лицемерие, - отозвался Бартоломью, проходя вдоль кабинета в сторону отца. Садиться в еще пахнущее Денвером кресло он и не собирался.
- Потому что это элементарная вежливость. Ты за всю жизнь не отправил ни одной карточки. Это невежество, - спокойно парировал отец, затягиваясь сигарой. Д'Эрбервилль младший дал себе внутреннюю пощечину дабы не позволить самому себе углубиться в этот разговор, а наоборот поскорее узнать, что стряслось, и убраться подальше от этого места. Он взглянул на нервно тикающие каминные часы - целый день уже потерян впустую, спешить некуда. Но оставаться тут однозначно нет желания.
- Вы присылали телеграмму ко мне в Снодграсс, отец. Вы хотели меня видеть? - учтивым ледяным тоном поинтересовался Барт, переходя непосредственно к сути вопроса. Отец сделал еще одну затяжку и выпустил клубы ядовитого серого дыма. С назначенного для встречи часа прошло уже около шести часов. Он никуда не торопился.
- Твоя корреспонденция приходит на мой адрес. Сделай что-нибудь с этим. Я понятия не имею, кто этот твой мистер Фицалан, но в следующий раз называй ему точный адрес. Мне хватает писем Герберту.
На ровном лишенном плавных очертаний лице Бартоломью молнией проскочило раздражение. У Герберта не было постоянного адреса, он переезжал с квартиры на квартиру в Лондоне, и далеко не всегда за жилье платил он. На его визитке, которую он вручал дворецким при походах в гости и на вечера, значился Бэйсуотер - он при жизни отца нагло заявлял, что родовое поместье его собственность. Но ладно очередная ложь Герберта, Бартоломью злило вовсе не это. Отец. Отец знал об этом и воспринимал как должное. Как он смеет спокойно на это реагировать, так не должно быть! Зато из-за какого-то письма и упрека, который к самому лорду не имеет никакого отношения - Бартоломью знать не знал никаких Фицаланов - отец вытянул его сюда, заставив бросить все дела и требуя немедленной явки.
- Хорошо, отец. Я передам ему. Могу я получить письмо?..
...и уехать отсюда, чтобы вернуться в следующий раз только на твои похороны? Бартоломью не стал даже заикаться о том, что отправитель ему незнаком, о том, что явно не отцу говорить о невежестве, когда он так беспечно относится ко времени собственного сына, что Герберт лжец, повеса и любитель легкой наживы, что на давно не беленном потолке трещины и от одного достаточно сильного ливня штукатурка начнет обваливаться, а если повезет - не выдержит и вся конструкция. Нет, забрать письмо и уйти. Бартоломью едва ли не содрогался от покалывающего раздражения, хотя его так и подмывало высказать отцу все. Это затянется. Это не имеет смысла и практического значения. Забрать письмо и уйти.
- Если бы ты приехал вчера - мог бы. Но ты как всегда не знаешь, что такое пунктуальность, так что я передал его Герберту, когда он вчера заезжал обедать. Мне твои письма даром не нужны.
Клац. Клац. Клац. В воздухе безмолвно застыло бьющее по ушам тиканье.
Клац. Клац. А потом смолкло навек после оглушающего звука разбитых вдребезги каминных часов.
- Какого черта я ждал сегодня весь день, чтобы ты сказал мне, что отдал МОЁ письмо чертову Герберту?! - выпалил Бартоломью, вдовесок наступив на разбитые его стараниями ни в чем не повинные часы. Из-за таких мразей как отец всегда страдают невиновные, не привыкать. Д'Эрбервилль младший сдерживался как мог, но чаша его терпения переполнилась очередным бесстрастным заявлением отца. Телеграмма пришла вчера вечером, при всем желании, которого и без того не было, он не смог бы приехать раньше. Зачем нужно было передавать письмо этому ублюдку Герберту, что за безрассудный поступок? И почему нельзя было сразу сказать, что письмо у Герберта? Что это за очередная выходка этого старого приспешника дьявола?!
- Часы купишь новые. А ждал ты потому что у меня был неотложный разговор с лордом Денвером. Будь ты благодарным сыном, ты ставил бы интересы отца прежде своих собственных. В жизни не поверю, что ты сегодня что-то потерял, в кои-то веки посетив родной дом, вырастивший тебя.
Бартоломью кипел изнутри. От спокойного и невозмутимого отца он заводился еще больше и крепко сжимал руки в кулаки, едва унимая клокочущую ярость, с убедительностью геттисбургской речи требующую выхода наружу.
- Да, потерял! Сегодня в Бристоль прибыла партия чая, я должен был быть там для переучета товара, но вместо этого я поехал сюда, совсем в другую сторону...
- Чай актуален только в пять вечера, - прервал его якобы остроумным замечанием отец, вновь затягиваясь сигарой. Бартоломью подопнул в его сторону остатки каминных часов.
- Сейчас уже пять вечера.
Он прошелся по кабинету, перекраивая весь план действий на сегодня. Лорд Д'Эрбервилль не выносил, когда в его планы чужой рукой вносились настолько резкие коррективы. Где сейчас носит этого недомерка? Наверняка околачивается где-то в Лондоне возле богатеньких друзей, игорных столов и дам преклонного возраста в массивных шляпах. Значит, сейчас ехать в Лондон, в Снодграсс он вернется в лучшем случае глубокой ночью. В голове Бартоломью рисовалась новая версия полотна Ботичелли, в котором он самолично выделял для своих отца и брата по кругу Преисподней со всеми видами адских развлечений. Чтоб вы оба подавились.
- У него сейчас сезон. Езжай сейчас в клуб, если хочешь его застать, Герберт проводит пятничные вечера с самыми сливками общества, - подтвердил его догадки отец, снова увлеченно рассматривая пейзаж за мутным стеклом в грязных разводах.
- Что-то ему это не особо помогает, - фыркнул Бартоломью. Отец даже не удостоил его взглядом.
- Не тебе его судить, он свою дорогу в жизни найдет, - отец выпустил клубы дыма, стаей серых мотыльков ударившегося об стекло и рассеявшегося в воздухе, - А тебя даже не зовут на вечера. Герберт иногда сообщает мне, что про тебя говорят в лондонском обществе. Ему приходится за тебя краснеть. Тебе самому не стыдно?
- Мне плевать на общество, - отрезал Бартоломью. - А все грязные слухи про меня распускает сам Герберт. Боится, что узнают, на чьи деньги он живет.
Бинго. Отец повернул голову и вцепился в своего младшего сына взглядом.
- Умерь свою зависть. Герберт успешен и скоро женится. Ты уже все упустил, что можно.
- Да ну? - Бартоломью беззвучно рассмеялся. - Значит, то, что я высылаю вам три тысячи ежегодно, уже не в счет? Кто платит за еду, которую ты ешь? Вот этот табак, который ты куришь? Слуг, которым ты не даешь убрать грязь за собой в этом хлеву, который ты называешь своим кабинетом? Куртизанок, которых Герберт в разговорах с тобой именует "перспективными партиями"?
- Не смей разговаривать со мной таким тоном! - отец ударил по столу ладонью. Барту доставило удовольствие слышать это шепелявое "th", произнесенное во фразе с обертонами отчаяния. - Это твоя прямая негласная обязанность, которая называется благодарностью родному дому и семье, которая вырастила тебя, дала кров, образование, сделала все возможное, чтобы ты вырос порядочным человеком из высшего сословия. Но ты и понятия не имеешь, что такое благодарность, ты привык тешить свое самолюбие мыслью, что у тебя есть все. Деньги - не показатель. Ты живешь не как положено аристократу, а носишься по зловонным портам как чертов буржуа, считаешь каждый пенс, не заботясь о статусе, репутации, уважении.
- Уважение? Тебе ли говорить об уважении? - Бартоломью ядовито усмехался, видя, как отец проигрывает спор, но подобно лягушке в горшке с молоком надеется взбить масло и выйти победителем без весомых аргументов. - Ост-Индская компания приносит мне прекрасную прибыль. За два года я заработал себе на собственное поместье с землей, сейчас ты и твой обожаемый Герберт полностью зависимы от моего состояния. Признай это. На мне держится вся семья. Но ты не признаешь. Ты не смиришься с моей успешностью.
- Да неужели? Ты никто для высшего общества, беспардонный, нахальный, не умеющий себя вести позор рода Д'Эрбервилль! Я удивлен тому, что твоя жена прожила с тобой столь долгий срок. Я ждал, что она попросит развода уже через год, ну что ж, не развод так могила.
Торжество мгновенно оставило Бартоломью и он заметно помрачнел.
- Ты оскорбляешь память Эвелин, - заявил он. Отец тут же почувствовал, что наступил на больную мозоль, и решил давить на нее еще сильнее.
- Отнюдь, я констатирую факты. А факты таковы - бедняжка не выдержала жизни с тобой и отправилась на тот свет, туда, где ты ее никогда не достанешь. А ведь она была так мила к тебе, даже пыталась любить. Ты же всегда был с ней истуканом с каменным сердцем.
- Потому что я никогда не любил ее, она это знала! - проскрежетал сквозь стиснутые зубы лорд Д'Эрбервилль.
- Она знала, но ты продолжал ее мучить браком, вы даже спали в разных спальнях, как мне сказал Герберт.
- К черту пошел твой Герберт! И ты следом за ним! - Бартоломью с грохотом оперся выпрямленными руками на край стола все еще дымящего сигарой отца и угрожающе навис над ним. - Ты знал, на ком я хочу жениться, мать знала, вы оба знали, кто она. Вы знали, но вы заставили меня жениться на Эвелин, вы не дали мне даже права выбора. Плевать я хотел на все эти англиканские каноны, какая разница, католичка она или нет?! Я любил ее! А вы вынудили меня жениться на той, которая была мне безразлична!
- Ты сам только что объяснил, почему, - отец бесстрашно взглянул на него выцветшими льдистыми глазами снизу вверх. - К тому же, Эбернети предлагали приличное приданое. Я надеялся, что ты воспользуешься этим шансом, чтобы заручиться хоть каким-то положением в обществе.
- В гробу я видел твое положение в обществе! - рявкнул Бартоломью. - И тебя вместе с ним! И мать, которой никогда не было дела ни до меня, ни до нашей семьи! И твоего драгоценного Герберта за компанию, вот только пусть сперва оплатит похороны сполна в качестве БЛАГОДАРНОСТИ ЛЮБИМОЙ СЕМЬЕ!
В кабинете больше не было часов, тиканье которых отмеряло бы тишину, но последнее все равно отдавалось мерным постукиванием в голове лорда.
Отец погасил сигару.
- Пошел вон отсюда, - ёмко выдал он. Бартоломью большего и не надо было - он оттолкнулся от стола и быстрым шагом зашагал в сторону выхода, по пути хрустнув вконец приказавшим долго жить циферблатом часов. Он громко хлопнул дверью, наступил на индийский ковер ногой и отшвырнул его к стене смачным пинком. Дышалось легче и тяжелее одновременно. Воздух был неприятным даже за пределами кабинета. В этом доме все было омерзительно. Все, без исключения. К черту письмо, к черту этого Фицалана, кем бы он ни был. Даже если там что-то срочное, Бартоломью меньше всего сейчас хотел видеть красную от дешевого вина асимметричную физиономию Герберта. Домой, в Снодграсс. В безмолвный, до неприличия ухоженный Снодграсс на берегу озера. Где слышны только редкие крики чаек, тихие переговоры прислуги. И предсмертные стоны, которые лорд Д'Эрбервилль слышал по ночам и от которых просыпался в холодном поту. Эвелин до сих пор снилась ему. В последнее время все чаще. Этой ночью он даже пытался спать в ее спальне, но так и не смог сомкнуть глаз.
Он не хотел говорить о ней. Вспоминать о ней. Думать о ней. Слышать ее в своих кошмарах. Слышать, как она душераздирающе хрипит, из последних сил зовет его по имени. Ее бледное лицо, спутавшиеся белокурые пряди, трясущиеся исхудавшие руки, широко распахнутые дикие глаза... Эвелин...
Бартоломью зажмурился, стараясь выкинуть из головы все мысли о покойной жене. Все-таки, стоит заехать в Лондон. Забрать письмо и переночевать в гостинице, на рассвете выехать в Бристоль и разобраться с чаем. Мысль о возвращении в Снодграсс в мгновение ока стала непривлекательной.
- Лорд Д'Эрбервилль, простите за беспокойство, ваша сестра приглашает вас выпить с ней чаю, она ждет вас в беседке. Что ей передать?..

Бартоломью проснулся от того, что колесо экипажа подскочило на кочке на проселочной дороге. Шея ужасно затекла, суставы захрустели, когда лорд пытался их размять. Он сам не заметил, как задремал, едва выехал из Лондона в Йоркшир. Предыдущая бессонная ночь дала о себе знать, по крайней мере он выспался и сегодня ему не снилась Эвелин. Зато события прошедшего дня - во всех подробностях. Весь неприятный разговор с отцом до мельчайших деталей, словно бессознательно Бартоломью до сих пор обмозговывал ситуацию. Почему же все прервалось на единственном хорошем эпизоде за этот безумный день? Настроение не задалось уже с утра. Бартоломью протер глаза, всматриваясь в скачущий пейзаж за окном. Солнце уже давно поднялось, слепя глаза в виде белоснежного пятна на выцветшем сероватом небе, карманные часы показывали половину одиннадцатого утра. Он присмотрелся к окрестностям, увидев вдали вьющуюся серпантином реку и мост через нее, но они ехали не в сторону моста,  а в объезд, через тисовую аллею. Природа здесь была не так уж отлична от привычных ему мест, к тому же, в Йоркшире ему уже доводилось бывать, так что лорд Д'Эрбервилль не стал уделять этому внимания, другое дело, что его биологические часы сбились из-за бессонницы и он проспал время завтрака. Было уже почти время ланча, а вдобавок из-за пренебрежения ужином желудок настойчиво требовал белков и углеводов в достаточном количестве. Бартоломью окончательно перестал смотреть в окно и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Кто этот мистер Фицалан? Надежный ли он партнер, стоит ли в него вкладываться? Д'Эрбервилль не доверял перепискам и предпочитал все выяснять вживую посредством личного разговора лицом к лицу. Он предлагает хорошую ставку, а учитывая, что ходят слухи о том, что корона планирует ставить крест на Ост-Индской компании, нужно искать альтернативные источники заработка. Фицалан заявил в письме, что много слышал о лорде Д'Эрбервилле и готов подключить его к своим континентальным поставкам, в частности экспорту шерсти. Бартоломью не хотел верить, что его собираются лишить основного источника дохода, но обезопасить себя было необходимо. Не ради себя - на черный день в банке он хранил немалую сумму. Ради Летиции и ее скорейшего удачного замужества. Бартоломью слабо улыбнулся, вспоминая вчерашнее чаепитие. Но долго предаваться приятным воспоминаниям ему не довелось - в глаза бросилось выскочившее из-за зеленеющих тисов викторианское поместье вдвое больше Снодграсса с серым фасадом и высокими окнами. Приветливым оно не выглядело, но солидным - однозначно. Пока что мистер Фицалан представлялся вполне перспективным партнером по делу.
Экипаж остановился у подъезда к поместью. Бартоломью сразу высмотрел представительно выглядящего мужчину в компании, по всей видимости, супруги, встречавших экипажи. Их тут было несколько, странно, он не предупреждал, что это будет прием. Лорд Д'Эрбервиль поправил галстук и надел идеально начищенную касторовую черную шляпу с загнутыми полями, после чего открыл дверцу и вышел из экипажа, целенаправленно выдвинувшись в сторону, как ему показалось, мистера Фицалана, игнорируя других гостей и даже не приглядываясь к ним. Миссис Фицалан, которую он задел боковым зрением, показалась ему смутно знакомой, но сейчас его куда больше интересовал инициатор всей этой затеи.
- Мистер Фицалан, я полагаю? Я лорд Д'Эрбервилль, Снодграсс, Уилден, Восточный Сассекс, инвестор. Я получил ваше приглашение и заинтересован в сотрудничестве с вами.
Визави был невысокого роста, особенно рядом с Бартоломью, но последний не стал наклоняться и, вопреки этикету и не подумав приподнимать шляпу, протянул ему руку на своем уровне.
- Могу я также поинтересоваться - в честь чего у вас сегодня прием? Я полагал, у нас будут приватные переговоры.
Отчего-то в голове раздалось тиканье часов. Щелчок за щелчком. Удар за ударом. Мерное тиканье каминных часов.

+7

7

Сафийе перевернула страницу и мельком взглянула на следующую, испещрённую чёрными вдавленными в жёлтую бумагу литерами. Под невнимательным взглядом буквы выстроились в причудливый рисунок, из которого нельзя было выцепить и словечка. Стройные ряды знаков превратились в замысловатую морду какого-то зверя, который, угрожающе сдвинув брови, глядел на читательницу если не с осуждением, то с явным неудовольствием. Женщина, словно испугавшись своих причудливых фантазий (а устрашающая рожа из букв ничем иным кроме как фантазией быть не могла), заставила себя оторвать взгляд от книги и посмотреть на пейзаж за окном. На сером, как грязный холст, йоркширском небе отчётливо проступила голова чудища. Такой фон был куда удачнее, чем постаревшие страницы, поэтому монстр приобрёл объём и пугающую правдоподобность. Сафийе зажмурилась, чтобы отогнать от себя видение, навеянное её собственным разыгравшимся воображением, и вернулась к стихотворению Дайлера Сендо, которое племянник главного героя цитирует в беседе о нравах общества.
Он сердцем сух, но сколько в нем
Благих посулов блуда!
Кривлянье, ханжество, вранье
И спесь невесть откуда.

Она ведь хотела успокоить себя чтением, а не распалять страхи рассуждениями о ханжестве и лицемерии англичан. Будто рассердившись на автора, который так не вовремя выводит героев на неприятные темы, женщина невнимательно прочитывает эту страницу и следующую, пока её взгляд не останавливается на фразе, которая колет её в самое сердце.
Ей, несчастной, хочется стать его женой и рожать веселых деток, а милорд, ее возлюбленный, вопрошает бесконечность и обращает высокопарные слова свои к непостижимому.
С нескрываемым раздражением турчанка захлопнула книгу и швырнула её на письменный стол. Какая глупая затея – читать накануне приезда высокочтимых гостей острую социальную прозу. Она ведь так надеялась именно здесь скрыться от суеты дома, которая была лишь отзвуком грядущей канонады неприятностей. Но ни тяжёлая тёмно-коричневая дверь кабинета, ни газеты, ни даже любимый Мередит не могли укрыть её от рассерженного роя собственных мыслей, которые жалили женское самолюбие, стоило только страхам отступить под напором внутреннего диалога. За полтора часа, что Сафийе провела в кабинете Фицалана, она успела переубедить себя, что отъезд хозяина, несомненно, к лучшему – и это была первая серьёзная победа над паникой, периодически накатывающей густыми  удушливыми волнами. Сэмюэль мог выкинуть любую глупость или дерзость просто для смеха, но после охоты он наверняка устанет, и все знакомства и беседы перенесёт на следующее утро. А завтра… это же целое завтра! Можно сказаться больной и не выходить из комнаты, пока гости не уедут.
Выискивая, чем бы занять измученный разум, женщина поднялась с диванчика и подошла к массивному столу. Нельзя было сказать, что хозяин Фицхолла сидел тут очень часто – его любимым местом было кресло у камина в маленькой гостиной, которую он с особым смаком именовал «турецкой». Наверное, из-за двух ятаганов, висящих на одной стене и восточного ковра на другой. Зато Сафийе частенько проводила здесь по несколько часов в день, заполняя книгу расходов, читая или просто глазея от скуки в окно. По непонятным причинам, это была единственная комната, кроме спальни, конечно, в которой ей было уютно. По собственным предположениям турчанки, потому что здесь не было и намёка на нынешнего владельца. Кабинет действительно не подходил для Сэмюэля – любителя выставлять напоказ не только достоинства своей семьи (в наличие у него личных достоинств Сафийе уже не верила), но и собственных дурных черт. Дом насквозь был пропитан его самодовольным духом, стремлением к праздности и превосходству над другими. Яркими цветом ковров и портьер, блеском золота и начищенной меди, массивными полотнами с пафосным содержанием, что висели на каждой мало-мальски пригодной стене, Сэмюэль пытался пустить пыль в глаза, сбить с толку и не допустить того, что обычно происходит с теми, кто знает его близко и долго, - понимания его истинной несложной, но от этого не менее отвратительной природы стяжателя и нарцисса. А в этих четырёх стенах царила почти квакеровская простота. Стены комнатки обиты деревянными на сто раз покрытыми лаком панелями, большую часть которых закрывали массивные шкафы, заполненные книгами. У единственного окна, располагавшегося напротив двери, стоял крохотный диванчик, на котором с трудом могли уместиться двое джентльменов или одна дама со своими многочисленными юбками и массивным турнюром. Паркетный пол да выбеленный потолок, обведённый бордюром с растительным орнаментом, и больше ничего лишнего. В качестве освещения использовалась керосиновая лампа с небольшим круглым зеркалом, призванным рассеивать тусклый свет. Неудивительно, что в подобных декорациях собственного же кабинета помпезный Фицалан выглядит прощелыгой.
Сафийе перебирала бумаги, лежащие на столе, пробегала глазами по строчкам и откладывала в сторону неинтересные, пока, наконец, не заметила странный рисунок. Приглядевшись, она узнала в нём  план второго этажа дома. Любопытствуя, женщина вернулась на свой диван подле окна, стянула с ног сатиновые туфельки и, повернувшись к свету, взялась изучать импровизированный чертёж. Сэмюэль знал особняк лучше, чем кто бы то ни было из его обитателей, поэтому расположение всех комнат, парадных и чёрных лестниц было абсолютно точным. Внутри некоторых прямоугольников были написаны слова, но почерк «благодетеля» был очень неразборчивым. Ей с трудом удалось разобрать слова «мистер» и «миссис», через пару минут пристального вглядывания турчанка признала в каракулях фамилию «МакЛауд».
- Лорд… что? – Сафийе прищурилась, но от этого витиеватая надпись понятней не стала. Но турчанка своих попыток не оставила. – Д…Эр… Эрбервилль? – она и не заметила, что начала разговаривать вслух. – Да что это за шайтан с дурной фамилией? – встряхивание листка никак не помогло – буквы остались в том же странном порядке. Бесполезно, кто там следующий? – Мисс Рэдклиф. Если он пустит меня по миру, запишусь в стенографистки, у меня талант, - в усмешке проскочила лёгкая горчинка. Над лесом, что ярко зеленел за окном, взвилась стайка птиц и закружила в пепельно-голубоватом небе, пока не растаяла вдалеке.
Робкий стук в дверь нарушил тишину. Сафийе быстро села за стол, разложила перед собой какие-то бумаги и разрешила войти. Молли открыла дверь, но войти в кабинет не решилась. Турчанка заметила испуганный взгляд гувернантки. Девушка мяла своими тонкими ручками накрахмаленный передник и перетаптывалась с ноги на ногу. Она могла бы сказать сразу, но тогда её могут посчитать умной и исполнительной, и нагрузить ещё какой-нибудь работой. Все в этом доме хотят казаться глупее, чем есть на самом деле. Под стать хозяину.
- Что случилось? – турчанка буквально ввинчивалась взглядом в бледное веснушчатое личико; Молли это чувствовала, от чего совсем стушевалась. Это могло продолжаться долго, ведь язык у девчонки развязывался только по команде. Брюнетка чуть наклонила голову, всем видом демонстрируя, что терпение на исходе.
- Мисс, там месье Дюплесси…
Услышав последнее слово, Сафийе мгновенно помрачнела. Меньше всего сейчас ей бы хотелось решать проблемы Мишеля Дюплесси – нового повара, которого Фицалан переманил из какого-то лондонского клуба к себе в чёртову глушь. Во имя Аллаха, да этот вертлявый француз приносит головной боли больше, чем его стряпня сытости! Не зря они невзлюбили друг друга в первого взгляда. Сафийе была категорически против увольнения кухарки, миссис Селби, которая больше десяти лет властвовала на кухне Фицхолла. И даже когда французишко получил от Сэмюэля полный карт-бланш, турчанка не смирилась. Не уезжал Дюплесси лишь из-за жалования, в которое наниматель явно включил и оплату морального ущерба.
- Что ему ещё не нравится? – женщина спешно обулась и вышла их кабинета. 
- Мисс, я подумала, что вы должны это увидеть, - Молли едва поспевала за рассерженной хозяйкой, которая широким шагом направилась на «поле боя».
Не успела Сафийе войти, как в нос ударил мощный запах мокрой шерсти и скотного двора. Кухня была больше похожа на преисподнюю, чем на место, где именитый повар готовит для знатных гостей. Над чугунной плитой клубился пар, в кастрюлях, что и были источником вони, что-то мерзко булькало. Турчанка с нескрываемым ужасом в глазах озиралась вокруг, пока не увидела на столе её.
Огромную. Омерзительную. Жуткого грязно-бежевого цвета.  Устрашающе оскалившуюся исполинскими челюстями.
Телячью голову. Украшенную петрушкой.
- Qu'est-ce que c'est? Qu’est-ce qui se passe ici?* – не обращая внимания на истеричные нотки в голосе, воскликнула Сафийе, ухватившись за дверь – от волны жара и удушливого амбре у неё закружилась голова. Она выглядела скорее как жена, заставшая благоверного с любовницей, чем как хозяйка, обнаружившая на кухне варёную голову телёнка.
- Этот деликатес подадут на ланч, - Дюплесси не снизошёл до разговора на французском, ответив по-английски со своим сопливым сонорным акцентом. Нахал никак не желает признавать, что турчанка неплохо владеет французским, высокомерно полагая, что она не понимает, когда он сквозь зубы бормочет все ему известные синонимы к «traînée»*.
- Этот, с вашего позволения, «деликатес» сегодня станет вашим обедом, месье, - возмущённо затараторила Сафийе. Рассерженная донельзя, она подошла к столу, бесцеремонно окунула палец в серебряный соусник и попробовала содержимое. По зубам и дёснам мгновенно расползлась жирная плёнка. Этот, шайтан его задери, шеф-повар не только измочалил голову бедной скотины, но и мозги его вынул и приготовил со сливочным маслом! – И ужином. Вместе с этим, - резким движением брюнетка отодвинула соусник от себя, и часть содержимого выплеснулась на стол. Лицо повара мгновенно стало краснее свёклы. Женщина сложила губы в издевательскую улыбочку и кивнула ему.
- Как вы смеете! – начал Дюплесси. – Это изысканное блюдо, которое кушают джентльмены в Лондоне! Привыкли тут к своим пориджам и варёной репе!
Говорят, что бесконечно можно смотреть на две вещи: горящий огонь и льющуюся воду. Сафийе могла добавить к этому незамысловатому списку квохтающего от возмущения Мишеля. Мужчина гневливо осыпал хозяйку всевозможными обвинениями, закатывал глаза и давился собственной слюной, что взбивалась в пену в уголках его дряблого рта.
- Да, у нас тут провинция. Но и вы не Франкотелли, месье. Если вы подадите ЭТО гостям, мистер Фицалан вышвырнет вас с такими рекомендациями, что вы забудете о приличных местах работы, - Сафийе стукнула по столу ладонью и одарила Дюплесси продолжительным гневным взглядом. Тот приторно-вежливо улыбнулся и закивал. На сегодня проблема была решена. Женщина торжествующе улыбнулась и удалилась с поля боя, довольная своей победой.

- ЕДУТ! ЕДУТ!  - подала голос Молли, которую турчанка оставила следить за подъездной дорожкой.
Шайтановы дети.
Сафийе застыла на месте. Конечности вмиг похолодели, всё тело задрожало, будто на улице зима, а в доме пару дней не топили. Боевой задор покинул её так же быстро, как и посетил, оставив только испуг с лёгким привкусом роковой предопределённости. Будь ты проклят, Сэмюэль Фицалан! Уехал развлекаться, оставив её здесь на растерзание незнакомым и совсем недоброжелательно настроенным людям. В чужом доме. В чужой стр… Хватит! Женщина подлетела к зеркалу, оглядывая себя со всех сторон. Встречают и провожают на этой земле исключительно по одёжке, особенно дам, ибо ума им Всевышний якобы не предусмотрел. Нельзя допустить ни одной лишней складочки, ни одной выбившейся прядочки, ни одного неуместного  словца. Турчанка смотрела на своё отражение, стараясь отыскать хоть что-нибудь, к чему может прицепиться пронизывающий насквозь взгляд викторианской матроны. Если отмести все социальные и сословные недостатки, коих у Сафийе было предостаточно, всё было в порядке. Вот только взгляд слишком испуганный, нужно выглядеть более спокойной, исполненной достоинства, как и полагается хозяйке Фицхолла. Ведь номинально она и есть хозяйка.
Брюнетка кивнула гувернантке, чтобы та открыла двери. На крыльце её встретил тёплый густой ветер, ударивший мощной волной в лицо. Удивительно быстро меняется погода в Англии. Ещё утром было прохладно, приходилось накрывать замёрзшие плечи и руки шалью. А к полудню потеплело, несмотря на затянутое серой вуалью дождевых облаков солнце. Женщина не удержалась, подставила лицо ласковому ветру и вздохнула полной грудью. Тяжёлый влажный воздух был наполнен горькой свежестью, какая бывает перед дождём. Да и пухлые тучи совсем скоро заволокут небо. Первым делом Сафийе заметила джентльмена и леди, стоящих возле подъездной дорожки. Они разглядывали дом, но стояли далековато, и понять по их лицам, нравится он им или нет, было никак нельзя. Турчанка предположила, что это чета МакЛаудов из Эдинбурга. Без лишней спешки Сафийе подошла к супругам. Ей сразу бросилось в глаза платье миссис МакЛауд насыщенно-синего цвета. Великолепный, буквально впитывающий внимание цвет. Такое могла надеть женщина без лишних предрассудков, знающая себе цену. К тому же, оно ей очень шло – подчёркивало голубые глаза и освежало лицо. Мистер МакЛауд был невысок и полноват, но производил приятное впечатление. Глаза у него были совершенно незлые, он располагал к себе.
- Мистер и миссис Маклауд? – с вежливой улыбкой обратилась к паре турчанка. Рядом с супружеской четой стоял ещё один джентльмен. Судя по всему, своим вопросом женщина разрешила неловкую паузу и бесцеремонно отвлекла внимание шотландцев на себя. Дождавшись утвердительного кивка, она продолжила. – Рада приветствовать вас в Фицхолле. Прошу вас, проходите в дом, - она указала на открытые двери и сделала шаг в сторону, освобождая им путь. Что ж, это совсем не так страшно, как представляла себе Сафийе. Капелька радушия, столовая ложка вежливости и обходительности на кончике ножа – вот рецепт идеальной хозяйки. Она повернула голову к высокому джентльмену и довольно улыбнулась ему. А ведь всё не так плохо, да, приятель?
Неожиданно, будто великан огромной ладонью, резкий порыв ветра смахнул шаль с плеч женщины. Она едва успела схватиться за край кружевного платка, скомкала в руках и прижала к груди. Чувство стыда за собственную неловкость румянцем вылилось на щёки. Сафийе смутилась, опустила руку, всё ещё сжимающую шаль и подняла глаза на господина в шляпе. Один его взгляд стёр любой намёк на улыбку с её лица. Нехорошее предчувствие закралось в сердце турчанки. Ей отчего на секунду подумалось, а спустя ещё секунду однозначно показалось, что именно этот высокомерно аристократичный мужчина и есть тот самый шайтан с дурной фамилией Д'Эрбервилль. Он был высок, хорошо сложен, да и одет с иголочки – от него разило столицей и богатством. Турчанка на пару секунд застыла под его тяжёлым, вымораживающим взглядом, но потом быстро взяла себя в руки.
- Лорд Д'Эрбервилль? – наконец-то у Сафийе прорезался голос. Чуть звонче и громче, чем положено настоящей леди. – Милорд, добро пожаловать в Фицхолл.
Ветер совершенно бессовестно портил причёску, развевая кудри, которые с таким трудом и терпением утром накручивала Молли. На глаза и в рот лезли мелкие выбившиеся прядки, которые женщина то и дело убирала с лица. Чёрт с ними, с этими прядками, лишь бы этот Д'Эрбервилль уже отвернулся и зашёл в дом, ибо с каждой секундой выдерживать этот взгляд становилось всё труднее. Турчанка лёгким приглашающим жестом указала на распахнутые двери особняка, но улыбнуться так и не решилась. Чувствовала она себя при этом отнюдь не хорошо, потому что внутри мышцы скручивались от боли. Сафийе будто проглотила кусочек льда, какой обычно бросал в стакан с виски Фицалан. Тонкая полоска жгучего холода, тянущаяся от кончика языка до желудка, острым лезвием вошла в сердце, лёгкие и живот женщины. Лишь усилием воли она удержала себя от стона, стерпела эту появившуюся из ниоткуда резь и вернулась к исполнению своих прямых обязанностей. Нужно проследить, чтобы багаж гостей был выгружен и доставлен в те комнаты, которые определил хозяин дома. Пока слуги сновали туда-сюда с чемоданами и коробками (на удивление много вещей взяли с собой МакЛауды!), Сафийе вернулась в холл, где уже было слишком людно из-за прибывших. Она прошла мимо них, чувствуя изучающие взгляды, под которыми на коже вспыхивали красные пятна, поднялась по ступенькам широкой главной лестницы и повернулась к гостям. На стене за спиной женщины красовался старый герб Фицаланов, графов Арундел – золотой лев на алом поле. Ненавистная тряпка, которая сейчас может сослужить Сафийе неплохую службу – отвлечь внимание этих напыщенных богатеньких леди и джентльменов, пока она будет оправдываться за отсутствие Сэмюэля.
- Добрый день, я чрезвычайно рада видеть всех вас, уважаемые гости, в доме мистера Фицалана. К сожалению, он сам не может приветствовать вас – ранним утром он уехал по срочному делу. Он просил меня передать свои глубочайшие извинения и заверил, что непременно вернётся к ужину, - если какой-нибудь кабан не распорет ему брюхо клыками. Это было бы чудесно. Задавив злорадную ухмылочку в самом зародыше, женщина продолжила. – Слуги проводят вас в ваши комнаты, где вы сможете отдохнуть с дороги. Обед подадут через полчаса, - закончив свою непродолжительную и незатейливую по содержанию речь, Сафийе грациозно накинула на плечи шаль, и, придерживаясь рукой за деревянные шероховатые перила, поднялась на второй этаж. Ей нужно было передохнуть и помолиться, к тому же, спазмы так и не утихли. Турчанка поймала вопросительный взгляд гувернантки и кивнула головой, требуя девушку к себе.
Скрывшись от любопытных и, главное, чужих глаз, женщина прислонилась к стене, дрожащими холодными пальцами отрывая пришитые к лацканам и воротнику платья чёрные кружевные ленты, которые, как ей казалось, душили её. Молли подоспела вовремя, подхватив хозяйку одной рукой, другой обмахивая веером. Вместе они добрались до спальни, где брюнетка смогла наконец-то перевести дух. Неожиданный приступ удушья, спровоцированный болью в груди и животе прошёл через несколько минут после того, как расшнуровали чёртов корсет. Отдав все необходимые распоряжения, Сафийе выставила служанку и уселась в своё любимое кресло напротив разноцветного окна, поджав под себя ноги. Её взгляд потускнел, стал печальным и рассеянным, черты лица стали более мягкими, расслабленными, потеряли обычное своё напряжение, уголки рта опустились вниз. Женщина могла часами сидеть в таком положении, не замечая, как солнце опускается за горизонт и темнеет уступившее ночному мраку небо. Сегодня, конечно, такого не случится, потому что через несколько часов придётся спуститься к ужину.

офф.

1. Вы знаете, кого винить в размерах моего поста  :crazyfun:
2. После меня отпишется Мастер за Фицалана.
3. Если заметите ошибки, простите =З
*- Что это такое? Что здесь происходит?
* здесь "шлюха"

Отредактировано Kadesh Waterhouse (18.05.14 07:08:21)

+5


Вы здесь » |Самая Сверхъестественная Ролевая Игра| » Alternative » Они написали убийство


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно